хотел бы поработать «краскотёром», «волочильщиком железа», «подшивальщиком головок», «коногоном», может быть, «раздирщиком листов» и «водоосмотрителем», «намотчиком», а главное – «машинистом паровоздуходувок», потому что он не представлял себе, что это за устройства. При прочтении названия специальности «носчик номеров плавок» и девушка, и парень зарумянились. «Хороший знак!» – подумала Мари на, радостно открыв для себя, что эротичным местом может быть не только номер-люкс дорогой гостиницы, но и хранилище областного архива. После ей пришло на ум то, что, окажись она вдруг в тысяча девятьсот тридцать втором году, откуда будто бы родом обнаруженный документ, Марина вряд ли потянула бы профессию долбёжника. Скорее из нее бы получилась «пробоноска» или «чаеварка-кубогрейка». Значились еще какие-то «браковщица» с «мешальщицей» – но странно, разве Сталин не расстреливал тех, кто делал брак и мешал работать правильным пролетариям?
В общем, первый день работы на практике вселил в Марину надежду. «Боря будет мой!» – оптимистически думала девушка, снимая черный балахон. Потом взглянула на свои ладони. Они стали серыми от пыли.
Минуло три дня, и настроение Марины изменилось. Любые попытки завязать беседу Новгородцев сводил к проблемам русской идентичности, упадка либеральной мир-системы, ущербности постмодернистского дискурса, к Данилевскому, Леонтьеву и Дугину. К последним политическим новостям. Ну, в крайнем случае – к историографии. Естественно, Марина могла немного поддержать беседу, но беседовать с парнем своей мечты ей хотелось совсем не о политике.
Может быть, все дело в халате. Разве можно соблазнить мужчину, если на тебе подобная одежда? Обойтись без униформы было невозможно: черная пыль тотчас погубила бы любой наряд. Но любовь, как известно, найдёт выход из любой, даже самой затруднительной ситуации. Закупив десяток пар чулок (телесных, черных, белых, розоватых, в сеточку, с узорами), Марина стала менять их каждый день. Она также ежедневно изменяла стиль прически, макияж, который становился ярче, гуще, толще; пахла лучшими духами и ходила по хранилищу на шпильках, увешенная бижутерией. «В общем-то, никто и не заметит, если сделать балахон чуть короче», – подумала Марина однажды. После этого она провела весь вечер за не свойственным для себя занятием – рукоделием, стараясь сделать так, чтобы после практики халатик снова можно было отпустить.
Марина тёрлась вокруг Бори, без конца вертелась под ногами, попадалась на глаза, невзначай дотрагивалась, задевая его то одним, то другим своим местом. Она садилась на стол, демонстрируя ножки. Смотрела взволнованно. Вздыхала томно. Улыбалась игриво. Громко хвалила Бориса за его высказывания о политической жизни и про загнивание Запада. Читала ему отрывки из отчета по основной деятельности института ОММ – охраны материнства и младенчества. В отчете говорилось про роды, и, возможно, Новгородцев мог бы хоть ненадолго перестать думать о судьбах родины, а обратить свои мысли
