на тяжёлых цепях, тысячи свечей, искры бриллиантов, жемчуга на открытых шеях красавиц, чопорные кавалеры в расшитых шёлком мундирах, и всё в том же духе. Короче, неподготовленный зритель может и свихнуться.
Утратив пульс, остолбенев от буйства красок, Макс затаил дыхание и посчитал свечи в канделябре. Перепроверил, переключился на другой треножник , но вдруг слева от него завопил крючковатый старикан в кудрявой шапке-парике:
– Князь Макс Воронцов!
Зал наигранно охнул. Плюгавенькая худенькая впечатлительная особа выронила веер и рухнула в обморок на руки статного мужчины с пепельными баками и усами.
«Откуда они мою фамилию узнали? Какой, в жопу, князь? Чё за маскарад?» – Макс закидывал в топку разума вопросы, одно поленце за другим, кусая уже распухшую губу.
Он бы её вовсе съел, если бы кружевная красотка в платье – точь грелка на чайник – не стала натягивать на него пышное накрахмаленное жабо.
– Зачем? Макс попытался отстраниться от назойливого внимания, но нахалка ухватила его за рукав и вернула на место:
– Надо, Ваше сиятельство, надо, – она покончила с воротником и до кучи прилепила лохматый пурпурный орден на лацкан.
– Усё, – дамочка похлопала его по плечу, присела в глубоком реверансе и растворилась в толпе.
Заблудившийся контуженный Макс, желая разрядить повисшее напряжение, поздоровался:
– Здрасте, – и робко кивнул.
Ноль реакции. Он повторил:
– Здрасте.
Тишина.
Макс, не переставая всё это время дёргать пуговицу, всё же оторвал её. Она упала возле его ботинка. Он наклонился, чтобы поднять беглянку, и в этот момент мужчины громыхнули каблуками и замерли, как истуканы, а барышни зашлись в книксенах, даже не думая останавливаться.
Макс догадался, что от него что-то ждут, некоего действия, и теперь уже осознанно поклонился в пол, шкрябая чёлкой мозаичный паркет.
Всё повторилось с удвоенным рвением: и стук каблуков, и пляска в присядку.
Он хотел дать дёру, но вспомнив ржание статуй, подталкиваемый любопытством, пошёл, не зная зачем, не зная куда, но вперёд, постоянно поправляя назойливое жабо.
Макс плыл, как могучий ледокол, рассекал пёструю толпу, словно многотонные льды. Отзываясь на каждый шаг, как по волшебству, расфуфыренная публика расступалась, не переставая оказывать уважение, выпячивать своё восхищение за рамки разумного.
В конце зала на возвышении стоял отдельный стол, активно украшенный цветами, фарфором и вазами с фруктами. За ним никого не было. Рядом отиралась полуголая девица с серебряным кувшином. Макс, махнув рукой на скромность, уселся за этот обособленный стол и только теперь заметил группу скрипачей в углу за массивными колоннами. Он по-прежнему неуверенно поманил девицу с кувшином, та моментально подскочила и наполнила
