шагнул вперед, наступая в лужу, поднялась волна, заливаясь в его резиновые сапоги и на кораблик. «Ледокол» быстро промок и пошел ко дну. Васька разочарованно вскрикнул.
– Наверное, стоило назвать его «Титаник», – сказал Никита. Его «Тортуга» пережила шторм и даже отплыла от берега, надменно глядя на Ваську.
Васька вышел на сушу. У него хлюпало в сапогах, носки промокли, а коленки были грязными. Кораблик покачивался посреди коричневой воды, в которой отражались серые облака. Кажется, дома его ждал нагоняй, и аргумент в пользу того, что сегодня он просто был капитаном дальнего плавания, против мамы не сработает. Васька снова вздохнул и решил больше не воплощать истории из книжек – там они все равно намного красочнее.
Память
Когда у бабушки наконец, как у всякой другой бабушки, появилась дача, Васька с родителями и Арчи каждый год уезжали туда. И каждый год ему было ужасно жаль оставлять квартиру. Квартира ему казалась очень похожей на Арчи – таким же живым существом, которое боится одиночества и совсем не хочет оставаться.
Поэтому каждый год перед отъездом в начале лета он обходил каждый уголок и уговаривал квартиру не скучать: рассказывал, что они будут ее навещать, что мама с папой будут часто приезжать, потому что у них работа, а отпуск закончится через две недели, да и он сам обязательно вернется в сентябре, и тогда они уже не будут расставаться.
Васька обязательно трогал все стены и мебель, будто поглаживая квартиру, и только почувствовав, что она успокоилась, Васька уезжал на дачу. Папа по пути пошутил, что в сентябре Ваське придется забраться на дачный чердак, чтобы попрощаться еще и с тем домом.
И Васька осознал, что совсем об этом не подумал. На даче и правда был чердак, но он казался Ваське темным, мрачным и ужасно страшным. Там жили вещи, про которые мама с папой хотели бы забыть, но никак не решались сделать это насовсем. Им казалось, что – вдруг – произойдет такое, что старая вещь понадобится, а от нее уже избавились. Поэтому по прошествии какого-то времени все забытые вещи сначала переезжали в кладовку в их городской квартире, а затем кочевали на дачу, таща за собой цепи воспоминаний. Иногда папа залезал на чердак в поисках каких-то инструментов, и ненароком тревожил воспоминания: открывал какую-то не ту коробку или сдвигал в сторону какой-то предмет. И вещь тут же оживала, тут же с крыши доносился возглас папы, и он торопился вниз, бережно неся какую-то рухлядь в руках и докладывая маме:
– А помнишь, помнишь?..
Мама тоже вспоминала, и вещь казалась картой к сокровищам, укромному тайнику, ящиком Пандоры. Ваське казалось странным, что с такого страшного чердака папа приносил что-то настолько хорошее, но подходя ближе, он разочарованно обнаруживал, что это потрепанная книга, старый башмак или и вовсе какой-нибудь велосипедный звонок. Васька отходил, совершенно не понимая восторгов родителей, пока однажды бабушка ему не сказала:
– Каждая вещь уникальна. Пока она в магазине стоит, ничего в ней особенного
