поутру, да с ней же и уходит.
Последнее прозвучало очень укоризненно. Утверждающе так: «Мог бы и оставлять, для других болящих. Не обеднели бы, бояре-то». В чем боярич был с ней согласен, так это в том, что суму, и то что в ней было, дядька мог оставлять. Не для других, конечно. Какое дело Николаю Ильичу до них? Но вот сам сейчас с удовольствием и вчерашнего поел бы. Особенно приготовленного бабой Нюрой, главной по кухне в замке.
– Ага, – довольно кивнул боярич, – значит, не совсем обнищали. Своя кухарка есть, да не одна. Дядька еще. Казак.
Тут почему-то зачесалось пониже спины. Вспомнилось не самое приятное, связанное с этим самым дядькой. Начиная с того дня, как батюшка показал на него пальцем в своем кабинете. Показав на сына, и велев казаку, который как бы уже таковым не был, не щадить боярское чадо в обучении. Чему? А всему, чему опытный пластун Михаил Дементьев, приставленный особым приказом к ценному специалисту, его сиятельству майору Илье Николаевичу Шубину, сам знал и умел. Получилось чего? Сам Коля сейчас признавал – не особо. И потому опасался – дядька Михаил был первым, кто мог распознать изменения в парне. И не только связанные с магией.
– Ну, пороть себя теперь точно не дам, – чуть воспрял духом Николай, – да и не за что будет… надеюсь. Так что жду. Даже с нетерпением.
И дядька его надежды оправдал. Явился очень скоро, еще до утреннего осмотра. Если он тут, конечно, был. Коля успел напрячь память, и внутренне кивнул – да, тот самый Никита Сергеич болящих каждое утро обходил. По крайней мере к нему, боярскому сыну, обязательно заглядывал. Теперь же заглянул, и какой-то скользящей походкой внутрь проник тот, кого и ждал юный наследник рода Шубиных.
Проник, и остановился в шаге от прохода, нахмурив брови. Скорее всего от вида того, во что превратилась к утру кровать. Николаю его вид был знаком до мельчайшей морщинки на лице, Но теперь сознание в теле было совсем иным, и потому он с интересом разглядывал дядьку. Словно в первый раз его увидел. Ну, что сказать? Классическим казаком – с чубом, висячими усами, необъятными шароварами и шашкой за кушаком – Михаил Васильевич Дементьев не выглядел. Был чисто выбрит, коротко острижен, что было видно под головным убором, которому боярич сейчас сходу названия не дал. В селе такие называли… да никак не называли. Это был дядькин трофей с последней военной кампании. С той самой, два с лишком года назад, с которой отец, боярин Шубин, вернулся надломленным; медленно, но верно теряющим свой дар. Больше всего убор этот походил на тюбетейку, и был, по утверждению самого Мишки-казака, изделием штучным, магическим. Впрочем, на эту тему сам дядька распространялся мало, а боярич старался держаться от него подальше. Когда это получалось, конечно.
Лицо загорелое, скуластое; шрам над левой бровью. Ну, и глаза необыкновенные – ярко-голубые при характерной внешности жгучего брюнета. Коля предполагал, что в молодости
