чистейшую правду, Эви. Мне нужно уходить. Благодарю за кров и еду. У вас замечательная семья. Берегите ее.
Он быстро собрался и покинул гостеприимный дом, зашагав в сторону леса. У самой его кромки он все-таки обернулся: на пороге дома стояла маленькая фигурка и отчаянно махала ему вслед. Он тепло улыбнулся малышке Риви и скрылся в тени высоких раскидистых елей.
***
– Двадцать седьмой. – Писарь оторвался от заполнения бумаг и уставился на Коула. Мальчишка его вовсе не интересовал – он лишь скользнул по нему откровенно скучающим взглядом. – Возраст?
– Семнадцать.
– Откуда родом?
– Хэйндсел.
– Ниерланец? И как же в столь отдаленные земли занесло Ищущего?
– У меня сильно развита интуиция, – загадочно улыбнулся целитель.
– Каков потенциал претендента?
– Он уже инициирован.
Писарь отложил перо и холодно произнес:
– Вы в курсе, что принятие руны должно проходить под особым контролем, здесь, в замке.
– У нас, скажем так, не было выхода. К тому же мальчик принял ее без уговоров и очнулся спустя несколько часов.
– Не слишком ли громкое заявление? – недоверчиво скривился собеседник. – В таком случае этот самородок стоит целое состояние, и проверять его будут тщательнее остальных. Вы знаете, что если новообращенный будет признан несоответствующим…
– Проверяйте сколько хотите, – гордо прервал его Коул. – Мой ученик обладает уникальной силой. Я совершенно уверен: он в полной мере оправдает ожидания академии.
– Ну что ж, посмотрим. Не забывайте: вознаграждение можно получить только после проверки.
– Я в курсе, спасибо.
Эйвон повернулся к так и не шелохнувшемуся в течение всего разговора ученику:
– Эйде… – Он запнулся и тут же поправился: – Двадцать седьмой, завтра ты пройдешь испытание. Экзамен, который убедит Академию магов в том, что ты достоин тут учиться. А пока тебя проводят в гостевой дом для претендентов.
Рин лишь кивнул.
Его совершенно не волновал тот факт, что его учитель, с которым он провел так много времени, который многому его научил, обращается к нему по номеру и вот так просто расстается с ним, сдав в какую-то академию.
В общем-то его совершенно не интересовал и окружающий мир: ни богатое убранство комнаты, где среди многочисленных свитков и книг восседал этот напыщенный человек, ни сам город, который можно было рассмотреть в окно кареты. По дороге сюда он несколько раз порывался выйти, так как знал: где-то рядом находился сильно нуждавшийся в помощи больной. Но наставник не позволил. И сейчас единственное, что он чувствовал по-настоящему остро, – это голод и досаду из-за упущенной возможности исцелить страждущего, вновь ощутить связь с тем, к кому накрепко привязан руной.
– Надеюсь, пока я был в разъездах, уровень охраны остался прежним? – Эйвон Коул поставил витиеватую подпись на протянутом
