но одновременно отрезвила и вернула к главной теме беседы с Мироном.
– У него уже были дети тогда? Ты знал? – накинулась я на Мира.
– Не знал. Говорил уже сто раз, – огрызнулся и он. – Я и про завещание не знал. Только про дарственную.
Новое слово обожгло слух.
– Дарственную? – переспросила я. – Какую дарственную?
– На половину галереи.
Мои руки затряслись, и чашка зазвенела о блюдце. Я не вылила на себя горячий чай, только потому что Мирон быстренько забрал у меня их. Говорить я не могла, но покрутила пальцем в воздухе. Мир понял мою просьбу продолжать и стал рассказывать подробнее.
– Буквально через месяц после аппендицита Степка попросил прилететь в Москву, чтобы оформить на меня половину галереи и картины.
Он достал телефон, открыл на нем файл, вручил мне. Буквы расплывались перед глазами. Я вроде бы читала знакомые слова, но они не складывались в понятные предложения.
– Какого хрена? – прошелестела я едва слышно. – Каким образом?
– Ты не знала, как я понимаю? – догадался Мирон.
У меня не было сил даже зыркнуть на него злобно. Я только головой качала, как идиотка.
– Ну я так и понял на оглашении. Ты вообще слушала нотариуса? Он говорил, что дарение произошло до оформления завещания. Оно в принципе носит рекомендательный характер. Все поделено давно.
– Все уже украдено до нас, – автоматически выдала я расхожую цитату. – Нотариус упоминал дарственную? Серьезно?
– Да. Но ты уже была в астрале, как я понял.
– Видимо, да.
Я листнула документ до конца и отдала Мирону телефон. Он неодобрительно причмокнул.
– Ты не читала, Кристин.
– Я ни черта все равно не понимаю в таких документах. Да и не люблю, если честно. Разве мог Степа что-то подарить без моего согласия? Галерея, конечно, записана на него, но я его жена.
– О, наконец, ты начала шевелить мозгами. Конечно, он не мог ничего отписать без твоего разрешения.
Хотелось орать и метать посуду, но я продолжала оцепенело сидеть и тихо спрашивать:
– Тогда как..? Как тебе досталась моя галерея не через мой труп, Мирон?
– Ты подписывала какие-нибудь бумаги, не глядя?
Я прикрыла глаза рукой. Мирон быстро сделал выводы.
– Понятно. У него была твоя подпись. Или доверенность? Я не помню точно. У меня тоже острая аллергия на бумажки и юридический язык. Степа уверял, что все уладил. Я думал, вторая половина остается у тебя.
– А на деле оказалось, что такую же дарственную он оформил Наташе и детям. Потрясающе.
– Очень похоже на то.
Мирон взял чашку и запил очередной укус бутерброда. Как будто мы обсуждали не дело всей моей жизни, а какую-нибудь дурацкую вазу или диван.
Я окончательно вышла из себя. Взяла паузу, чтобы успокоиться, но наглый Мирон с чашечкой чая из моего любимого сервиза похерил медитацию.
– Мне жаль, Крис, – сказал он без
