style="font-size:15px;"> Его старый ритуал для нервных случаев.
Мир тряхнул головой и все же поднял на меня глаза.
– У меня все очень паршиво с творчеством, – признался он. – Как только я завязал с дерьмом, то и писать почти перестал. В голове какой-то звенящий вакуум. Вдохновение сдохло. От одной мысли о холсте мутит.
– Бедненький, – я снова не сдержала издевки. – Так, может быть, вернуть дурь?
– Не хочется, – прошипел Мир.
– Уверен?
– Тебе доставляет удовольствие продавливать мою силу воли?
Доставляло, если честно. Это было грязное и отвратительно удовольствие. Наверное, такое же мерзкое, как обшарпанная квартира, где мое сердце умерло. Я не стала отвечать на вопрос Мирона, но задала свой:
– Мне казалось, тебе нравится быть рок звездой от искусства. Секс, наркотики и прочий угар.
– Для здоровья вредно, – буркнул Мир. – Хочу вернуться назад. Когда мог писать без стимуляторов.
– Поэтому тебе нужен дом?
– Мне не нужен весь дом, Кристина, – поправил он. – Только студия. Она важна. Я начал здесь. Ты знаешь это лучше всех.
Я знала. Для меня его студия в подвале была важна не меньше. Я тоже начала именно там. Столько всего случилось в теплом подвале, который Мирон упрямо звал студией. Мое горло снова сжалось. Глаза защипало.
– Там нет никакой студии, Мирон, – поговорила я. – Степа сделал из нее погреб для вина.
Мир усмехнулся.
– Вино мне не помешает. Соглашайся, Крис. Я буквально позволяю себя облапошить.
– И не боишься, что я вышвырну тебя, едва ты подпишешь бумаги?
– Нет, – ответил он смело улыбаясь. – Ты слишком честная для такого очевидного подлого хода.
Очень сильно я сомневалась, кто кого облапошит в итоге. Материальная выгода в предложении Мирона была колоссальная. Но кто мне даст гарантии, что в итоге я не заплачу намного больше нервами, слезами и новой болью.
– Я не знаю. Мне нужно подумать, – сказала я и встала снова. – А тебе нужно уйти сейчас.
Он не возражал и тоже поднялся, дошел до камина, остановился, рассматривая портрет.
– Мир, тебе пора, – напомнила я, потому что он как будто забыл уйти.
– Она моя, – сказал Мирон, указывая на картину.
Я вздрогнула.
– С какой стати?
– Прописано в завещании. Эта картина достаётся мне, не Наташе.
– Не пойти ли вам с Наташей в задницу? – завелась я в сотый раз за этот ужасный день.
– Не уверен, что это хорошая причина для торга, – Мирон безобразно мне подмигнул. – Ты зря психуешь. Портрет здорово сюда вписывается. Я готов договориться. Если ты, конечно, согласишься на мой переезд в студию.
Я не должна была вести переговоры с этим террористом, но из чистого любопытства спросила:
– И как мы договоримся о картине? Что ты хочешь?
– Глубокий минет и кончать
