помочь. Мне нужна была она – Регина. И тут всё стало предельно ясным. Главная причина моих несчастий в том, что я нахожусь в чужой семье, не с теми людьми. Это не мой дом, не моя родня, не моя дорога. Ведь не просто так судьба свела меня с Региной, и мне бы очень хотелось жить у неё. Она – моя Лара. Она всё поймёт, ей можно доверять, она была в моей шкуре и знает, каково это – быть изгоем в собственных глазах. Конечно же, в силу возраста Регину я рассматривал как своё личное спасение, совершенно не интересуясь её проблемами, тревогами, её историей жизни. Я думал только о себе.
Из глубины души (или дурной головы) снова всплыло желание отправиться в центр, потоптаться у дома и немножко понаблюдать за её жизнью, чтобы понять, есть ли там место для меня.
В город пришла весна: удлинился световой день, появилась зелень, потеплело. Люди стали чаще смотреть по сторонам. Меня совершенно не устраивало такое положение вещей. Ведь приезжать к ней я мог только днём, чтобы не скандалить с родителями, и был тут как на арене цирка – весь на виду. А я не хотел светиться до той поры, пока не удостоверюсь, что она меня не прогонит. Иначе позора не пережить.
Приезжал через день. Садился на лавку, натягивал кепку или капюшон толстовки, стараясь быть незаметным, и наблюдал. Это был приятный повод покурить вдали от родителей. За то время, которое уходило у меня на обратную дорогу, запах сигарет выветривался полностью, как мне казалось.
В свой четвёртый приезд наконец увидел её. Регина вышла из дома где-то около шести вечера. Её было невозможно не заметить. Яркая, разодетая – всё в ней было чересчур: макияж, завитые кольцами, залитые лаком, не естественно блестящие волосы, высокий каблук, короткая юбка, ножки напоказ. Со здоровенной сумкой-портпледом и чемоданчиком в руках. Когда Регина вышла со двора, я тихонько последовал за ней. Но, выйдя в переулок, получил облом – моя Лара села в такси и скрылась из виду.
В следующий раз я специально приехал к пяти часам, но, прождав почти до семи, уехал ни с чем. Дома безбожно врал, что хожу на занятия по карате или гуляю с одноклассниками, но ложь скоро вскрылась. Мне уже нечем было оправдываться, и я просто начинал орать в ответ на попытки родителей разузнать, где я шляюсь после школы. Папа как-то раз надумал поговорить со мной по-мужски, как он выразился. Но его мягкий характер, его податливость, бесконфликтность раззадоривали ещё сильнее, и я забывался, дерзил в открытую. Как же они меня тогда раздражали!
– Сына, давай откровенно, начистоту? Мне-то ты можешь доверять? Я понимаешь, такое дело… взросление… маме не всё расскажешь, – он перешёл на пониженный тон, спустился почти до шёпота. – Где ты бываешь по вечерам?
– Езжу гулять! Что тут непонятного?
– Куда позволь спросить?
– Вы хотите меня контролировать! Вы хотите меня запереть, как хомяка в клетке! – взъярился я. Думал, что если буду кричать, то до родителей наконец дойдёт и они оставят меня в покое.
– Опять повышаешь голос. Только и слышу, что твои оры.
– Потому что
