Это Макеев…
– Дался тебе Макеев! Вот что, Петр, давай-ка виноватых искать не будем – неблагодарное это занятие. Но врага проморгать, на то ни Макеев, ни я не имеем права, такая наша служба.
– Понимаю, но когда сорок шесть говорят одно, а Макеев их херит какой-то вшивой бумажкой, как быть? – твердил свое Петр.
– Да что ты заладил: сорок шесть, да сорок шесть?!
– Другого ничего не остается, вы же не верите ни одному моему слову!
– Слово, конечно, к делу не пришьешь, но…
– Вот-вот! Выходит, у меня один выход: бежать к фрицам за справкой? И словечко же Макеев придумал – пособник! Тоже мне нашел…
– Стоп, Петр Иванович, не лезь в бутылку! – оборвал его Рязанцев и потребовал: – Давай договоримся: если хочешь, чтобы разговор получился, то запомни: первое – оценки своим подчиненным я как-нибудь сам дам, и второе – в контрразведке вшивых бумажек не бывает!
Петр потупился и невнятно пробормотал:
– Понял, товарищ капитан, но без вины виноватого во враги народа записать, это…
– Ну, хватит одно и то же! Сколько ты знал Струка?
– Струка-а-а?!
– Его.
– У-у-у, сволота, своими бы руками задушил! – и Петр яростно сверкнул глазами.
– Так сколько?
– Месяц, может, больше. Точно не скажу, не до того было. К отряду он прибился где-то под Житомиром.
– Ладно, это уже не столь важно. Что про него знаешь, только без эмоций, честно?
– Э-э-э… – замялся Петр – ненависть к предателю путала мысли – и, пожав плечами, ответил: – Боец как боец, ничем особенным не выделялся – обыкновенный!
– Вот-вот, обыкновенный. Но ты с ним месяц воевал и не раскусил, а от нас требуешь, чтобы мы в один миг с тобой разобрались, да еще, когда против тебя имеются прямые показания фашистского агента.
– Так он же, сволочь, набрехал!
– Но это еще надо доказать.
– И-и-и… доказали?! – голос Петра дрогнул.
– Проверяем, – свернул разговор Рязанцев и предложил: – Давай чайком побалуемся.
Петр не нашелся что ответить и, подозревая подвох, ловил каждое движение и каждый жест Рязанцева. Тот, лукаво улыбнувшись, спросил:
– Может, чего покрепче?
Тон, каким это было произнесено, а еще больше веселые зайчики, заскакавшие в глазах Рязанцева, сказали Петру больше всяких слов. С души словно свалился камень, теплая волна поднялась в груди, и из него вырвалось:
– С вами, товарищ капитан, выпью хоть уксус!
– Чего-чего? – переспросил Рязанцев и расхохотался.
Смеялся он искренне от души. В уголках глаз лучились морщинки, на щеках появились забавные ямочки, а лицо приобрело озорное ребячье выражение. Оно окончательно растопило лед настороженности, которую все еще испытывал Петр, и робкая улыбка появилась на его губах. Справившись со смехом, Рязанцев теплым взглядом прошелся по нему и многозначительно
