до меня дошло! Холодок в животе сменился жаром по всему телу, но сознаваться было уже поздно.
– Не знаю.
– Ну, ладно, иди.
Всё! Никаких скандалов, выяснений, угроз, нотаций, но и этого было достаточно. Я, сгорая от стыда, пробкой вылетела во двор, и с того дня вплоть до «Пузырьков» (о чём – позже) выражаться себе не позволяла.
Нет, вру! Был случай. Но имело место смягчающее вину обстоятельство: Жанка пропала! Я ее долго искала в доступных для меня окрестностях, но ее нигде не было. Тогда мне пришло в голову, что она потерялась навсегда. В диком волнении я стала бегать вдоль нашего барака и громко шептать:
– Где же ты… твою мать! Куда же ты на … пропала!
Самое смешное то, что я именно шептала, потому что даже в такой ажитации не могла себе позволить материться во всеуслышание.
Эк меня занесло – даже забыла, с чего это я про мат писать начала. Ах, да-а-а, дядя Коля, прокомментировал Фаинину непрактичность выражением:
– На кой хрен гладила!
Остальные соседи с ним согласились, но Фаину всё-таки пожалели.
Как видите, в те времена соседи всё, ну или почти всё, друг про друга знали. Бывало, ссорились, но неизменно мирились. На Новый год устраивали карнавалы. Специально костюмов никто не шил, просто мужчины переодевались в женины платья и шляпы, а женщины рядились в костюмы своих мужей или варганили себе мантильи и сари из штор. Дни рождения, свадьбы, рождение детей и внуков хоть и праздновали каждый в своей компании, но на следующий день всё равно всем было известно, что ели-пили и кто кого, а, главное, куда провожал. А вот хоронили стариков, или тех, кому не суждено было до старости дожить, без приглашения всем двором. Ведь смерть – она и сама является без приглашения.
Хоронили в нашем дворе часто, поэтому смерть для меня была явлением обычным, хотя тревожащим своей загадочностью. Очень жалко было Пашку, младшего сына шофера-алкоголика. Дядя Коля как-то раз из рейса привез колбасу. Постоянно голодный Пашка объелся и умер, не дожив и до трех лет. А у тёти Мумы, которая жила вместе со своей старшей сестрой Музой, умерла совсем маленькая дочка. Сначала, когда тетя Мума девочку родила, во дворе её все осуждали: прижила, мол, безмужняя. Однако когда двухмесячную Наину хоронили, многие взрослые плакали. Я, конечно, тоже на похоронах присутствовала. Тогда детей ни от жизни, ни от смерти не отгораживали. В маленьком гробике лежала красивая куколка с бледным восковым личиком, окружённым оборочками белого чепчика. Мне было и страшно, и любопытно, и очень хотелось, чтобы Наина глаза открыла.
Но настоящий шок я испытала, когда мне было шесть лет. Юрка, старший сын дяди Серёжи и Тытяны, был самым «взрослым» в нашей дворовой компании. Он уже учился в седьмом классе, и был заводилой во всех играх, за исключением «девчоночьих», разумеется. Сын спортсмена, ловкий и сильный, он обладал пацанским бесстрашием – по деревьям лазал как Тарзан. Да он Тарзану и подражал. Тогда этот фильм шел в клубе железнодорожного техникума, и мы все (и взрослые и дети) смотрели его с замиранием сердца.
