в черном. Под лунным светом на его теле открывались узоры цветных татуировок, каждая из которых имела сакральный смысл. Настолько глубокий, что и сам хозяин не смог бы доходчиво объяснить их значение.
Взору склонивших головы послушников явил себя один из великих вождей древнего клана ямабуси, ныне самой известной организации якудза Игати–гуми. Он не считал нужным скрывать цветных драконов, запечатлевших на коже его статус. Старик был самим страхом, возникающим из глубин сознания, испепеляющим разум настолько, что слова, вылетающие из его сухого горла, воспринимались последним актом милосердия.
– Хоно, Суи, Рикку…, – старик сидел, опираясь о серую стену спиной, и тихо повторял как заклинания слова, медленно выпадающие изо рта странными сочетаниями звуков, определяющих основы высшего сословия, к которому принадлежал и он сам. Штампы на человеческих жизнях, проставленные от рождения, если и существуют – то вечно, или до смерти. Казалось, его захватило в плен безумие, но те, кто были знакомы с ним ближе, не могли себе даже такое представить, ибо, если кто и был безумен, то лишь мир, лежащий за стенами этого небоскрёба.
На третьем часу транса он сдался и медленно встал, желая встретить рассвет, уже осветивший дальние горы матовым сиянием. Если бы не муссон, он увидел бы восход солнца. Но за стеклом бушевала стихия не менее сильная, чем в его душе.
– …и Кадзи – ураган. Ветер, которого никто никогда не видел. И его невозможно увидеть, ибо он – ураган. Самый главный, самый великий. Первый из первых. Ветер. Кадзи. Четыре стихии мироздания, поддерживающие этот мир в благополучии. Четыре величины не имеющие пределов. Четыре столпа всех многострадальных мук жизни и смерти. Четыре вождя великой армии мрака.
Скрипучий голос наполнял помещение словами, разлетающимися веером из его рта, и проникал в сознание послушников настолько глубоко, что смертельная рана от ножа, воткнутого по самую рукоять, казалась царапиной. Различить послушников можно было, лишь пристально взглянув в темноту, где они замерли и внимательно следили за каждым движением старика, опасаясь за его жизнь, как за свою. Сливаясь с серой стеной, они напоминали сказочных существ, которыми была полна земля. Это был ближний круг телохранителей. Самых опытных, самых сильных, самых верных.
Они отвечали за Великих четверых.
– Пламя, Вода, Земля…, – ещё раз повторил старик, понимая, что повернуть вспять время ему не удастся. Ничего не вернуть. Но если бы можно было что–то изменить, он сделал бы это, не задумываясь. В мире существовали вещи, на которые он не может влиять. И это его печалило. – Вас можно видеть. Вы – как на ладони. И пламя, и вода, и земля. Но буйный ветер увидеть невозможно.
Потому что он Кадзи…
Его мысли, далёкие от тела, витали в закоулках сознания, где он выискивал скрижали, на которые мог опереться в священном теологическом споре с адептами высшей касты, к которой принадлежал. Но не находил опор, от чего и мысли расползались по залу невнятными стонами, сопровождающими
