жизнь теперь мне только снилась.
Из трюма донеслась живая музыка, которую было хорошо слышно через открытую дверь нашей каюты. Я нарядился формально: в старую черную тунику, белую рубашку, черные брюки с красным кантом и начищенные сапоги до колен. Впервые за несчетные годы я надел полагающуюся мне по званию белую накидку-лацерну, застегнутую на правом плече золотым кольцом.
– Он все играет? – спросила Валка, выходя из уборной и на ходу проверяя, на месте ли бронзовые заколки.
Она решила не наряжаться по случаю, ограничившись красными кожаными сапогами в тон сюртуку, приталенной рубашкой и своими любимыми тавросианскими галифе. С головы до пят она была в своем стиле, и с заколотыми волосами очень напоминала ту женщину, что я впервые встретил на Эмеше, как будто с тех пор не прошло несколько сотен лет.
– Что? – удивилась она.
Я сам не заметил, как заулыбался, и покачал головой.
– Я думала, все уже высадились, – сказала Валка. – Нам пора?
– Пора.
Я сверил время по терминалу. Император ожидал нас.
– Олива еще не собрал людей. У них новые задания. Когда мы вернемся, здесь никого не будет.
– Так давай проводим их, – предложила Валка, подбоченившись. – Чего сидеть?
Раздался стук, и в круглом дверном проеме появилась голова Лориана.
– Мы идем?
– Идем, – ответил я, одернув накидку, и жестом пригласил Валку выйти первой.
Мы приземлились на Картее среди ночи, спустя три дня после того, как вся команда Оливы проснулась. Впервые за путешествие все двадцать четыре члена экипажа бодрствовали. Почти все из них занимались укладкой багажа и приготовлениями к высадке в лагере императора.
Основная часть императорской флотилии осталась на орбите, но сам кесарь распорядился разбить лагерь на поверхности, у развалин старой столицы – Ротсмура. Охраняли его двадцать фрегатов и несколько сот истребителей.
Следом за Валкой и Лорианом я вышел в коридор, вполуха слушая их светскую болтовню. Мы подошли к узкой лестнице, соединявшей три основные палубы «Ашкелона». Нам предстояло спуститься всего на один пролет. Наши ноги стучали по ступеням в такт бренчанию мандоры. Спустившись, мы прошли через дверь в тесный коридор, протянувшийся через всю нижнюю палубу корабля. При нашем появлении один солдат уступил нам дорогу, а сам поспешил в главный трюм справа от нас.
Пока мы шли за ним, к музыке присоединился звучный голос.
Пусть звезды погасли и дорога темна, Не думай о жертвах, хоть жизнь тяжела. Куда ни посмотришь, везде ждет нас враг… Поднимемся, братья! Ни шагу назад!
Остались еще те, кто дома нас ждут… Кто дома нас ждут… Кто дома нас ждут… Остались еще те, кто дома нас ждут. И мы поклялись охранять их покой. Так встанем, ребята, и выйдем на бой![5]
– И выйдем на бой! – подхватил за певцом хор голосов.
Пение
Перевод Веры Браун.
