и было задумано, и идиотски уйти без нормальных туфель, под шумок забыв переобуть и Ферзя из высоких кожаных сапог.
При исправленном положении с одеждой проблемой могли оказаться тюремные манеры. Стерва и Ферзь вполне аккуратно вели себя за столом. Пожалуй, основным различием в их поведении и поведении прочих, пришедших в небольшое, милое и не самое дешёвое кафе, было то, что официант уносил их тарелки стерильно чистыми.
Стерва хрустяще дожевала лепесток салата, который скорее появился в блюде ради украшения, и принялась за финишный штрих повара. Ферзь ел быстрее. Его тарелка опустела и была унесена. Он смотрел на Стерву. Или Тибру следовало заменить это слово в своих размышлениях на «любовался»? Вроде не было в его глазах обоготворения, как у молодого влюблённого к красивой девушке… но может тут и не было этой робкой нежной любви, а было сразу – что? По рациональному соглашению реализованное желание, как у Тибра с его женщинами? Может, так бы смотрел на красивую любовницу Трур, будь он постояннее?
Всё бы ничего, если бы не приходилось глядеть с позиции отца девочки…
Трур кашлянул и просигналил Тибру глазами за спину. Тибр обернулся. Пришлось грустно улыбнуться. Улыбка женщины дрогнула, она склонилась, целуя в губы. Тибр заставил поцелуй длиться.
– Не показывайте детям дурной пример, – Илан неузнаваемо переменился за день.
Женщина удивлённо отступила. Тибр постарался не показывать своего сожаления, чтобы не делать им обоим больно. Ни ему, ни ей не надоело быть вместе, когда случилось с Ангалином, и ничего не могло больше продолжаться…
– Какие дети? – обворожительно растерялась она.
– Какая жеманная чика? – не замедлила с реакцией говорящая половина детей.
– Это моя дочь, – твёрдо сказал Тибр, урезонивая Стерву взглядом.
Беллис растерялась сильнее, но грациозно подала руку через стол для знакомства. К счастью, Стерва сделала Тибру одолжение и не вложила в протянутую ладонь грязную вилку. Это было именно одолжение. Стерва адресовала Тибру соответствующий взгляд, после чего милостиво подала Беллис свою ладошку.
– Беллис, – сказала женщина, по которой Тибр не разучился тосковать в одинокой постели.
У Стервы стало такое лицо, будто последнее блюдо неожиданно дало кислое послевкусие.
– Стерва, – с чувством, чрезмерным для самоназвания, выдала она.
– Прости? – склонила аккуратную головку Беллис.
– Нравится? – И спустя томительную паузу: – Меня так папа назвал.
О таком осложнении Тибр как-то не подумал. Не рассказывать же Беллис всё с самого начала? Трур смотрел сочувственно. Лучше бы, гад, сказал что-нибудь… Но заговорил Илан…
– Я был введён в заблуждение! Детка, прошу тебя, не обижайся, а лучше разреши подобрать тебе что-нибудь по-настоящему подходящее твоей индивидуальности…
– Куда уж метче… – пробормотал под нос Трур, с чем Тибр во многом вынужден был
