От которой взлетал, разбивался оземь. Та, которая должна была ждать, но… не умела.Не заладилось в жизни со встречами.
Возвращаясь из «Гордости», так громко звучало название лицея для детей высшей аристократии, на летние каникулы, а затем из лётной академии, меня встречали как наследника древнего рода. Со всеми почестями, титулами и зваными ужинами, на которых я всегда был «хорошим мальчиком». Истинным представителем своего семейства – безупречным, идеальным. Моя – для отца, соседей, как бы подруг, образцовая матушка не смела проявлять эмоции, не соответствующие её положению в обществе. Папеньку волновали только мои успехи и достижения, которыми гордился в закрытом клубе для таких же снобов, как и он. Я не помнил тёплых материнских объятий и отцовских одобрительных похлопываний по плечу. Чувствовал себя картиной на выставке – все смотрели и радостно кивали. «Семья», сколько смыслов за таким обычным словом. Для других… Для меня красивая видимость, пустая оболочка.
Накрыло щемящей тоской, что по-простому никто не встречал и не ждал. По-настоящему не скучали, не любили.
Ива стояла, казалось, даже светилась. Мне вдруг захотелось, чтобы она лёгким движением коснулась моего лица и провела по щеке, а я от такой безобидной ласки, закрыл бы глаза, упиваясь нежностью.
Внезапно качнулась и подбежала ко мне, схватила саквояж за ручку. Сам от себя не ожидал, как перехватил её ладонь и сжал холодные пальцы. Отпускать не хотелось.
Смерч бушующий!
Да я словно бродячий пёс, истосковавшийся по теплу и заботе, не говоря уже…
Ох, девочка – Стужа, зачем ты появилась в моей жизни? Зачем возрождаешь то, что я столько времени назад, старательно хоронил. Хоронил в беспробудных пьянках, в объятиях продажных женщин, закапывал всё глубже и глубже остатки своей любви, чести, верности. Глубоко запрятал в недрах своей памяти все эти красивые слова и возвышенные фразы благородного эйра. Они для дураков и таких сентиментальных болванов, как я.
Она робко меня изучала. С осторожностью вглядывалась в мои черты, а мне… дико нравилось…
Дурманом проникала в кровь, рождая ложную эйфорию. С циничной ухмылкой произнёс, прерывая помешательство:
– Понравился?
Она смутилась, опустила глаза. И…зарождающийся свет ушёл из моей души, уступая место, так долго жившему в ней мраку.
Потянула на себя раздолбанный временем баул, но я не дал. Держал крепко.
Её близость трепетно волновала и одновременно вызывала необоснованное раздражение. Откуда-то появилось желание крушить стены и пинать балясины.
Сбежал, подальше от неё. В свою бывшую комнату. Бросил саквояж возле кровати, закрыл глаза, чтобы перевести дух и успокоиться. Не получилось. Так, мало прошло времени, а пространство вокруг напиталось тонким, еле уловимым ароматом морозного утра и земляники. Помятая подушка у изголовья отчаянно манила вдохнуть запах её волос.
«Стоп», чёткий приказ самому себе. Хватит пускать слюни по хорошеньким девицам. Мы в этом доме по другим причинам.
