повел себя дым. Сизые клубы и струйки не рассеивались, но сужались, сгущались и переплетались друг с другом. Но Алис всецело поглотили две вещи – Дарро и жалость к себе. Женский голос, мягкий и нежный, напугал ее хуже истошного визга:
– Ну вот и славно. Кто же ты есть, маленькая волчица?
Алис резко повернулась назад. Там, во мраке кельи, стояла бледная женщина – ее тело состояло из дыма, но было не менее осязаемым, чем скальная стена. Она была ханчийкой с высокими точеными бровями и накрашенными губами. Соломенно-белесые волосы струились с плеч, и даже ласково улыбающиеся губы казались бескровными. На женщине были шелка цвета мха, обхваченные в талии плетеным кожаным поясом с бронзовым голубем на пряжке.
Зазвучал негромкий, гортанный скрежет, и до Алис дошло, что его издает она сама. Пытается заговорить, но горло наглухо закупорено страхом.
– Все хорошо, – сказала бледная женщина, делая шаг навстречу. – Я тебя не обижу, маленькая волчица. Только скажи мне, как ты…
Темный фитиль зашипел, дойдя до конца. Свет моргнул и пропал, вместе с ним и бледная женщина.
– Мы окунулись по уши. Это уже перебор, – заявила Сэммиш. И тут же: – Какой у нее был голос? Она говорила с акцентом?
Алис нахмурилась, пытаясь вспомнить, как звучала речь бледной женщины. Казалось, столь ошеломляющему событию невозможно быстро выветриться из памяти, но с каждым вопросом Сэммиш Алис все меньше доверяла своим ответам.
– Кажется, да – и вместе с тем нет. Непохоже, будто она из Гайана или Медного Берега, но и у нас в Долгогорье разговаривают не так.
– А насчет ханчийки уверена? Она точно из ханчей?
– Была уверена, пока ты меня в это не ткнула, – бросила Алис резче, чем собиралась, и Сэммиш отдернулась, точно подобралась слишком близко к огню. Алис попыталась загладить грубость, продолжая мягким тоном: – Она показалась довольно-таки… приветливой, серьезно. Будто где не ждала встретила маленького щеночка и не хотела его напугать.
Утро было в разгаре, и они сидели на улице у пекарни, где ночевала Сэммиш. Алис бродила всю ночь и вымоталась, продрогнув до костей. Остаток ночи Алис провела на улице, и теперь усталость пронзала ее до костей. Оставаться у себя в комнатушке после такого видения или явления не представлялось возможным. Она сгребла в темноте свои вещи и была такова – припустила широкой дорогой к мостам, не успев задуматься, куда и к кому ей идти.
Ночью было прохладно, но не промозгло. Варианты, куда податься, тянули ее в разные стороны – то к скудному и нелюбимому материнскому очагу, то к Сэммиш, то к Тетке Шипихе. Но все порывы разбивались об одну и ту же проблему: ее появление в каждом из этих мест заранее могли предсказать. Посещать знакомых людей виделось ей в тот темный час очень опасным. Чувство, будто кто-то или что-то ее засекло и будет теперь искать, заставляло бежать отовсюду, где ее могли обнаружить. И Алис двинулась через реку, на улицы Речного Порта и Новорядья. Добралась
