уместно.
Ира, девочка, окончившая институт на несколько лет позже Снегирева, но, не по дням, а по часам набиравшая опыт, с мольбой взглянула на Сашу.
– Что? – немым вопросом кивнул тот.
– Помоги, – глазами ответила она, а вслух сказала. – Саша, сильное кровотечение. Кажется, не сможем остановить. Боимся потерять больного…
Снегирев сквозь силу улыбнулся. Потому как понял: это важнее всего.
– Когда кажется, креститься надо. Ой, прости, у тебя ж руки заняты… – сказал он, спешно надевая перчатки и стерильный халат. С первого взгляда понял, не отсутствие опыта, неумелость стала причиной, а бес паники, в короткий миг вселившийся во врачей.
– Ириша, как выходные провела?
– Хорошо, – вымученно, но привыкшая к выходкам Снегирева, далеких от реалий жизни, ответила женщина.
– С детьми?
– С детьми.
– В городе карусели открылись? Я б на колесо обозрения сходил. Давно там не был.
– Не знаю. Не ездила.
– Как не ездила? – притворно изумился Снегирев. – А занималась чем?
– В парк ходила.
– Да-а-а, в парке сейчас хорошо. Цветет все, распускается. Вишня дурманит… Вера Михайловна, – обратился теперь хирург к ассистенту, – где кровоточащее место?
В раскрытой брюшной полости, в операционной ране лежат четыре руки на целом ворохе марлевых салфеток. Пропитались кровью.
Сердце забилось медленнее, но сильнее. Гулом отдалось в голове. Будто кровь загустела. Саша привык к этому ощущению. Оно помогало сосредоточиться. Казалось, время испуганно замирает, признавая в Снегиреве повелителя, отступает в безостановочном беге от своих законов.
Крупная, мужская рука с толстыми, но гибкими пальцами, отодвигает небольшие женские. Теперь в ране пять ладошек. Снегирев пальцем нашел рану. Придавил.
– Убирайте руки, – неторопливо присел на стул. С победоносным видом, будто разработал план Берлинской операции, растянул губы в улыбке. – Девчонки, знаете, где я вчера был?
Глядя в испуганные, отрешенные глаза хирургов, где не успокоились дьявольские огоньки растерянности, потому что врачи оказались во власти сомнений, Сашка затянул любимую байку о море и аквалангах. Ее знали все, но он мог ее рассказывать на новый лад, дополняя событиями, что и искушенный слушатель в конце концов открывал от восторга рот.
На лицах вместе с осторожными, вымученными улыбками, появилась краска. Саша замолчал.
– Готовы? – спросил, выдерживая паузу и давая женщинам собраться.
Да, они пришли в себя, и Снегирев, зная, что не один владеет положением, а еще двое хирургов, начал неторопливо убирать салфетки.
– Ириша, подай зажим, – не врачебное дело инструмент подавать, но как по-другому включить хирурга в работу, когда он из нее неожиданно даже для себя, выпал?
Женщина выбрала хороший зажим, тщательно проверив, подала. Снегирев, глубоко вздохнул, придерживая дыхание. Салфетка отлетела. Короткое,
