перевернулся на живот, пряча глаза от солнца. Спина, облипшая мелкими ракушками, еще не успела загореть, и Сашка белел кожей на ярко-желтом песке, как тополь на Плющихе.
– Грею спину, охлаждаю пиво, – он не боялся одиночества, любил. Наслаждаясь мигом жизни без праздного рисования перед зрителями.
– Когда в городе будешь?
– Так интересуешься или по делу? – выслушал ответ. Лицо исказилось гримасой, будто Снегирев не грелся на солнышке в райском уголке Азовья, а оседлал стул стоматолога. – Ничем помочь не могу… Сегодня получил прямые указания не совать нос в дела чужого отделения. Получил непосредственно от начальника непосредственного начальника, – зло съязвил он в адрес Кирилл Афанасьевича. Многословил тоже от злобы, пытаясь в каждое слово впрыснуть побольше яду.
Ситуация с Ниной Сашке не нравилась, но он был не в силах ее изменить. Чтоб унять растрепанную душу, рванул, куда глаза глядят. Несся по пустынной дороге, ловя машину на причудливых изгибах давно не ремонтированного тракта, и облетал ухабы, пока не оказался в полусотне верст от города, на бескрайнем побережье.
Холодное море не вскипало от жары и рыба, перевернувшись кверху брюхом, не подымалась из пучин. Снегирев задумчиво сидел на пятой точке. Смотрел на едва колыхающееся море, подернутое печальной гладью. Сашка так оценивал окружающий мир, повинуясь внутреннему ощущению.
– Он к вечеру приедет, – пообещал за друга Олег, не получив вразумительного ответа. Его не было, сам Снегирев не знал, что ответить.
Чичурин обманул. Саша не приехал. Ни вечером, ни на следующий день. А телефон, вообще, перестал отвечать. Батарея села, или отключил, чтоб задушевными разговорами душу не рвать. Это, конечно, вряд ли.
И только когда наступила Сашино дежурство, он, в добром настроении и здравии, как штык, без опозданий, явился в отделение.
– Привет! Как отдохнул?
– Лучше всех. Вода еще холодная, – Саша мечтательно закрыл глаза, и мысль унеслась за полсотни верст, обращая и время вспять. На двое суток.
Над морем горели звезды, вечерняя прохлада отгонялась теплым касанием костра, который трескучим говором делился с хирургом нелегкой судьбой, а тот понимающе на него поглядывал. Берег шептался с морем, перелистывание волн, будто страниц необъятной книги тишайшим шепотом, на грани слышимости, проникало в разговор с огнем.
– С аквалангом?
– А то, – самодовольно ответил Снегирев. И снова прищурился, как довольный кот.
О Нине не спрашивал специально, зная: кто-то найдется и по доброте душевной расскажет.
– Что хорошего случилось? – спросил хирург. И, пройдясь по ординаторской, замер у окна.
– Ничего.
– Только плохое? – сумрачно пошутил он.
– Как сказать… – уклончиво проронила неизменная спутница хирурга – операционная сестра Марина.
– Ну, делись свежими сплетнями.
– Говорят, заведующий новый будет.
