мэр – при всем неуважении к нему Саши Снегирева, о внешнем лоске города заботился, рассыпая заботливой рукой подрядчиков по улицам памятники, напоминающие о славном прошлом более чем двух с половиной тысячелетней историей и туманным будущим.
Оставляя на асфальте черные следы скрипящих шин, Снегирев влетел на пятачок больничной стоянки. Порывисто распахивая дверь, тяжело вывалился из машины. Влажный воздух морского города прикоснулся к разгоряченной коже. Растирая лицо, уши, тщетно приводил себя в порядок, когда сзади, пробралось крадущееся такси. Тезка, Курицин, торопился неторопливо, видом воплощая принцип: «Опаздывает тот, кто торопится».
Свет в салоне потух, и Курицин без труда узнал грузную фигуру Снегирева – покачиваясь на нетвердых ногах, хирург воевал с непослушными телесами, легкие шумно гоняли воздух. Сомневаться о причине не приходилось.
– И тебя вызвали? – задал идиотский вопрос Снегирев вместо приветствия. Во времена возлияний Саша превращался в идиота, теряя человеческий облик, и феерическим фонтаном глупости выдавал в реальность поганые проявления характера, жутко ненавидимые и презираемые в других. – Прикроешь?
Больница встречала обычной дневной суетой в необычное, не дневное время. Людей выгнали всех, разбазаривая резервы. С утренней усталостью придет второй круг бесконечной смены. «Скорые» еще не прибывали, но персонал рангом пониже суетливо носился по коридорам. Распахнутые настежь двери приглашающе открывали чрева кабинетов, но вваливаться в них желания не было. Скупой свет пыльных плафонов, родившихся на заре расцвета коммунизма, соревнующихся в возрасте со Снегиревых, нещадно резал налитые кровью, не успевающие отдохнуть, глаза, мигал куцыми, расплывающимися от налета пыли, лампочками.
Снегирев нетвердой походкой, сторонясь людей, прошел к боковой лестнице. Навалился мрак коридора, с отполированными тысячами ног за десятки лет, ступенями. Свет, осторожно, с брезгливой скупостью, пробивался через узкие окна, светящие не в пространства, а торец лестничных пролетов – расстояние между этажами отмерялось тремя пролетами, а не как обычно, двумя – не стандарт, а окна ставились по старинке. Казус бездумности.
После снующей туды-сюды суеты приемного покоя, казалось, экстренная вымерла, типун на язык. Но, едва Сашка прошествовал по коридору, стараясь ступать бесшумно, кабинет заведующего открылся. Игорь Маратович собственной персоной, нетерпеливым взмахом руки выгоняя получивших задание сестер, выскочил из кабинета, демонстрируя проворность, заведующему отделением не свойственную.
– Саша, иди-ка сюда, – разглядывая в темноте, а, скорее, ощутив присутствие внутренним чутьем, прикрикнул зав. Напряженное лицо, со следами мрачной усталости, вытянулось, а потом выражение стало злым. Очень злым. – Снегирев, опять накидался? – Выхлоп шел тяжелый, от которого, принюхавшись, хотелось закусить. – Ты, часом, не о..уел?
– О.уел – не о.уел, – огрызнулся Снегирев, –
