вздохнула Степанида. – Боюсь я, подруга, что беда на нас надвигается.
– Боже! Час от часу не легче, – Катерина испуганно опустила ноги на пол и напряженно выпрямилась. – Какая беда?
Ответить Степанида не успела, на пороге летней кухни появилась запыхавшаяся Нина.
– А я смотрю, в доме темно, а на кухне свет горит. Вы чего тут? Секретничаете?
– Не секретничаем. Проходи, – усмехнулась Степанида.
Ниночка набрала в ковшик воды, напилась и обернулась к Степаниде.
– А чего тогда такие загадочные?
– Не поверишь, тебя обсуждаем, – лукаво хмыкнула Катерина.
– Меня? – вспыхнула девушка. – С чего это, мам Стеш?
– Присядь, детка, – Степанида молча подвинула стул племяннице.
Ничего не понимая, Ниночка медленно опустилась на стул.
– Да что у вас тут за консилиум?
– А как ты, детка, хотела? – отозвалась Степанида. – Разве могу я спокойно теперь жить?
– Господи, – уже не на шутку переполошилась Катерина. – Да что у вас тут происходит?
Степанида, не отвечая, открыла шкаф, достала графинчик с вишневой наливкой, холодное мясо, порезала малосольных огурчиков, хлеб, домашний сыр. Поставила на стол рюмки, тарелки.
– Подай, Ниночка, вилки и салфетки, – она кивнула на полку у стены и глянула на подругу. – Подвигайся, Кать, к столу.
– С вами не соскучишься. Праздник, что ли, какой? Что мы отмечаем? – Катерина недоуменно развела руками. – Есть повод для наливки?
– А давай, подруга, без повода выпьем. Что-то на душе пасмурно да тоскливо, – Степанида указала на племянницу. – За Ниночку вот, например, давай выпьем. Или за то, чтобы тревоги мои напрасными оказались.
– А можно поподробнее? – Катя взяла рюмку. – Хотелось бы понимать, с чего такой трагический тон…
Степанида, будто и не слыша ее, обернулась к племяннице.
– Я не стала ничего при матери обсуждать сегодня днем, ни к чему ее будоражить. Она уже не в том возрасте, чтобы волноваться. Хватит с нее, она свое сполна получила. Но разговор наш сегодняшний, Ниночка, все-таки закончить хочется.
Девушка, сообразив, о чем пойдет речь, насупилась и опустила голову.
Тишина поплыла по крошечному домику. Было слышно, как где-то за плетнем, у соседки, гремит цепью собака. Как в хлеву тяжело вздыхает уставшая за день корова. Как где-то в конце улицы промчался мотоцикл, выплюнув в тишину хрипящий вопль разгоряченного мотора.
Вот где-то звякнуло ведро в руках припозднившейся хозяйки. Вот из открытого окна соседнего дома донесся громкий храп уснувшего, наконец, соседа. Вот на насесте заклохтали сонные куры…
И эта тишина, наполненная привычными крестьянскому уху звуками, не настораживала и не беспокоила, а лишь настраивала на задушевный, доверительный лад.
Такие
