а следом и Саша. Андрей куда-то пропал, но к его пропажам и столь же неожиданным появлениям хозяин и гости дачи уже привыкли. Так же бывало и на охоте, когда он терялся, а потом невероятным образом нагонял ушедших за многие километры товарищей. При этом Андрей уже был навьючен всем необходимым, чтобы отметить охоту вне зависимости от результата.
– Отстань, – больно пнула Сашу Пунина мать.
Груздев смеялся, наблюдая за метаниями Сан Саныча.
– Пол же вымокнет, – только успела вставить Елизавета.
Испытанный на кошках прием подействовал, правда, пришлось использовать большое ведро. Ключевая вода женщин быстро остудила. Пунина мать вцепилась мертвой хваткой в опустевшее ведро. Этой заминки Мальцевой хватило, чтобы выбежать наружу и огласить всю округу воплем:
– Извращенцы, психопаты! Милиция!
– Наотмечалась уже, окаянная, – захихикал обтиравшийся после бани снегом Валеев.
– Смотрите, смотрите, еще одна! – закричал он товарищам, указывая на мать Пуни.
Та вприпрыжку в одном сапоге неслась за Мальцевой, размахивая пустым ведром. К глубокому сожалению зрителей, туевая изгородь скрыла от них самое интересное. На дачу преследовательница вернулась уже без ведра.
Устроившись на всякий случай поближе к крепким воротам своей дачи, Мальцева поджидала журналистов. Чтобы не терять времени даром, она оглашала дачный поселок воплями о маньяках и педофилах, ее покалечивших. Рупор ей при этом не требовался, у нее имелся встроенный с рождения.
Посчитав, что уж чересчур долго никто не обращает на ее персону внимания, депутат отправилась на поиски заветной камеры, перед которой можно позировать. Несмотря на страсть к съемкам, репортажи со своим участием Мальцева смотреть не любила. В ее квартирах, как и на дачах, даже зеркал не было, а в салоне красоты ей приходилось зажмуривать глаза. Пластических операций она опасалась, а от собственных мимических морщин ее мутило. Когда на ток-шоу бывшая домработница рассказала, что зеркал Мальцева не переносит, ехавший с Сашей в поезде «ученый-патриот» перекрестился и сразу отнес ее к настоящей нечисти и госдеповским упырям.
– Когда покажете репортаж о педофилах? – спросила депутат журналистов, найдя тех около дома Шегали.
Чутье оператора подсказывало, что репортаж об овечках будет также зрителям интересен.
– Это был знак, – уверял сторож.
Однажды он купил овцу перед праздником жертвоприношения, а та оказалась беременной. Сейчас овцы были одинаково тучны, но он по-прежнему мог различить, кто из них мать, а кто дочь.
– Старшая может и укусить. А младшая покладистая. Временами бегает только, как шальная, – закончил Шегали.
Мальцева завела речь о наболевшем, о зоофилах, но оператор предусмотрительно снимал овечек без звука. Его чутье, помимо прочего, подсказывало, что рекламы для депутата и без того уже предостаточно.
Вероятно, когда ей на голову
