лентой и легкие летние перчатки. И она обязательно встретит своего принца.
– На белом коне? – прищурилась тогда смешливо дочь.
– Может, и на белом, – задумчиво протянул отец, – а может, на черном. А может быть, это будет не конь. А например, черная «Волга».
– С государственными номерами?6
– Какая разница? – похлопал ее по плечу Лев Иосифович. – Был бы человек хороший.
Он так расписывал это неслучившееся, это возможное грядущее будущее, что Ираида вдруг от всего сердца уверилась, что все это и вправду только для нее, и что квартира эта четырехкомнатная, и машина и дача – все это останется и достанется ей одной. И она утерла слезы и согласилась, и начала собирать вещи для переезда.
Первым разочарованием стала новость, что не удастся сохранить дачу, вторым – что отец переходит на другую работу, совсем рядом с новой квартирой, и поэтому собирается отказаться от машины. Потеря дачи опечалила ее не сильно, но вот машина! Для Ираиды это была ее колыбель, ее дом на колесах, ее убежище. Когда они ездили в лес за грибами, на неделю или даже больше, родители ночевали в палатке, но для Ираиды всегда сооружали спальню в «Волге» – раскладывали переднее сиденье, и получалась огромная тахта. И машина превращалась в дом – многооконный, застывший в середине темной чащи, озаренной скудным пламенем костерка. В тенях, скользивших меж шершавых древесных стволов и густой листвы, жили лесные шорохи, шепоты и сказки – добрые и печальные, хитрые и мудрые, страшные и смешные.
Она проплакала неделю. Она почти не ела и не отвечала на расспросы, понимая, впрочем, что это бесполезно, ибо родителями все решено. И она смирилась, но с того момента приняла для себя, как данность, как факт, железно и железобетонно, что эта квартира – только ее и ничья больше. Она определила для себя, что родители просто не хотят ей об этом говорить, но даже простая логика указывала на подобный расклад. Машина ведь ей ни к чему, она не хочет учиться ее водить, это обременительно, да и дача тоже груз еще тот. Ею беспрерывно надо заниматься, там же все время что-то портится и ломается – ветра с моря безжалостны, соль разъедает железо, там слишком часто холодно и сыро, и назвать этот дом райским уголком можно разве что пару месяцев в году. К тому же на носу был день ее рождения, двадцатилетие, и она подумала, что это действительно, может быть как бы подарком для нее, поэтому они, наверное, и не говорят ей заранее. И еще подумала, что действительно ведь она может теперь уже скоро выйти замуж, а вдруг жених будет без черной Волги и квартиры – перспективные и умные, как правило, всегда бессеребренники в начале карьеры – надо же им будет тогда где-то жить, не снимать же им.
Они переехали. Прошел месяц, потом другой – оба в неустанных домашних хлопотах, а потом мама Ираиды стала вдруг
Черная «Волга» с государственными номерами – в эпоху СССР была символом статусности и достатка, т.к. была служебной машиной у партийной элиты и работников административно-хозяйственного сектора.
