думала, другое что…
– Не знаю точно. Но мне кажется, личное, – он нахмурился, потемнел лицом. – Я раз напился и ночевать туда пришел, она испугалась, даже собралась на вокзал ехать спать или к тебе. Но я ей сказал, что приставать не буду, вот, мамой клянусь. Сказал, что, я, мол, таких… грудастых, люблю, и чтобы попа была… и вообще, не в моем она вкусе. Сказал, чтобы она не боялась, а она, кажется, даже обиделась слегка, а потом успокоилась.
– И что?
– А вот что. Я проснулся среди ночи. Слышу, плачет кто-то. Я пойти не пошел, потому что ясно было, что она, больше некому, но слушать – слушал, а куда деваться? Положение такое, дурацкое. Она с кем-то, кажется, разговаривала, может, по телефону, или по этому, как его, ну который в компе…
– По скайпу?
– Наверное… нет, думаю, по телефону, ну или может в наушниках была, она их иногда вообще не снимала, так по дому и ходила – убирает, стирает, или пишет что-то, а наушники на голове…
– Почему ты так решил? – заинтересовался Сергей Афанасьевич.
– Потому что только ее голос был слышен… и она все время повторяла «божество», «божество мое». Женщину-то она вряд ли стала бы так величать, вот я и подумал – тут что-то личное… а когда мужика божеством зовут, так тут только драма… а как иначе?
– Может, сама с собой говорила? Знаешь, некоторые так делают.
– Может и так. Тогда тем более – драма…
Сергей Афанасьевич взглянул на Николая с уважением. «Надо же, вроде смотришь, хабал хабалом, а вот, поди ж ты, такой такт, такая чувствительность!»
Лида смотрела изумленно и, кажется, думала о том же. Николай вновь попал в яблочко, она знала, что психологи и впрямь рекомендовали этот метод для выхода из депрессивных и стрессовых состояний, правда, они рекомендовали выговариваться вслух перед зеркалом, но в основном, потому что так было легче. Не всем удавалось представить себе собеседника воображаемого, не у всех хватало мужества завести такую беседу всерьез, ведь говорить-то следовало в голос. Чем-то данная процедура напоминала разучивание роли актером, своего рода репетицию, только на дому и экспромтом, по не написанному еще никем тексту, но не всем дарован актерский талант, а здесь – увы! – здесь он был категорически необходим. И кроме того, моменты входа в роль и выхода из роли были особенно щекотливы. Зеркало помогало снять страх выглядеть безумцем, ты разговаривал со своим отражением, с человеком в зеркале, он был и тобой, и посторонним тебе одновременно. Ты мог доверить ему все что угодно, и он никогда тебя не подвел бы. Он знал тебя, он понимал тебя, он был терпелив с тобой. И он был рядом всегда, когда бы ты ни пожелал.
Лида знала этот метод, потому что сама им пользовалась в хвост и в гриву, ей не требовалось зеркало. Но здесь таилась опасность. Зеркало все же отъединяло вас от вашего воображения, служило ему ограничителем. Оно было как ворота: вошел-вышел, и, как канатом, привязывало к обычной реальности. Если вы снимали ограничитель – вас более не связывало
