мука и соль – вот всё, что мне было нужно для печения моего хлеба. Я пёк свои лепёшки на костре, под открытым небом с помощью щепки или плоской палочки, взятой со стройки. Хлеб выходил у меня в виде плоских лепёшек, но получался слегка закопчёным и с привкусом сосновой смолы.
Я экспериментировал и с пщеничной мукой, но в результате многочисленных опытов в конце концов остановился на смеси кукурузной муки со ржаной, ибо ничего рациональнее и вкуснее для выпечки у меня не получалось.
В холодную погоду печь из неё мои хлебцы было невероятно приятно. Я готовил их по одному, тщательно поворачивая над огнём, подобно тому, как египтяне держат над огнём яйца, когда им нужно принудительно вывести из яиц цыплят. В моих руках рождался хлеб – истинное дитя диких полей, и может быть от этого, он казался мне таким удивительно ароматным, как все иные самые благородные плоды полей, и я, стараясь сохранить этот дурманящий аромат как можно дольще, заворачивал мои хлебцы в полотенца.
Я проследил древнее и чарующее искусство хлебопечения с самого его зарождения, с первых опресноков, когда человечеству впервые выпало счастье вкусить этой божественной пищи после тясяч лет диких орехов и жареного мяса и до расцвета – по всем известным мне источникам, там же я прочитал об открытии человеком слегка закисшего теста, которое в дальнейшем навело людей на мысль о закваске теста, а потом заставило их экспериментировать с заквасками, пока не был получен рецепт «доброго, здорового каравая», ставшего настоящей опорой существования сотен поколений людей.
Эти священные дрожжи, которые многие поколения почитали духом хлеба, его spiritus, волшебным образом ожививший его грубую клетчатку, и поэтому тщательно охраняемый, подобно божественному девственному огню, – вполне вероятно, что в Америку они были доставлены в запечатанной бутыли на каком-нибудь «Мэйфлауэре», и с тех пор их мощные пряные валы всё выше вздымались, все шире растекались по всей стране, – так вот я эти дрожжи регулярно добывал в деревне и заботливо переносил в свой чертог, как величайшую ценность. Так могло продолжаться до сей поры, если бы я однажды не совершил ошибку и, забыв правила их использования, не обдал их крутым кипятком, благодаря чему сразу обнаружилось, что в этих дрожжах никакой необходимости не было. Моему читателю должно быть понятно, что свои маленькие открытия я совершал скорее не синтетическим, а аналитическим методом – и таким образом с этого момента смог совершенно обходиться без них, хотя со всех сторон слышались осуждающие голоса, наперебой твердившие устами опытных домохозяек, что без дрожжей получить качественный, настоящий хлеб невозможен, а злопамятное местное старичьё гарантировало мне скорый упадок сил или даже смерть.
Одно скажу – я твёрдо убедился, что дрожжи – отнюдь не главный ингредиент хлеба, ибо, прожив без них целый год, я наконец избавился
