может быть, Берлиоз погиб ещё раньше? Может, – видя, что летит прямо под колёса, Михаил Александрович элементарно перепугался? Причём перепугался настолько, что сердце не выдержало, и о роковые рельсы проломил себе голову уже не он, а его вездесущий труп?
Что такое «не везёт», и как с этим бороться
С Лериком Аронсоном-Арцыбашевым мы учились когда-то в электротехникуме.
Лерик искренне считает себя невезучим. Капитально невезучим. Глобально невезучим. И даже – кардинально невезучим. И вечно рассказывает одну и ту же историю:
«Еду как-то на выходные домой – с практики. Товарняком еду, на крыше. Студентом был, на билет денег не было. Вдруг останавливаемся. Справа бахча, сентябрь месяц. Смотрю, машинист с паровоза – с мешком вылазит. И ну – кавуны рвать. Полный мешок нашуровал. Я тоже слез, взял себе две кавуницы. Пока до Краматорска допиляли – оприходовал обе. Сладкие такие попались. Как говорится, и наелся, и напился. Поезд гружёный капитально. Небыстро идёт. Я – на крыше. Еду почему-то стоймя, – потому что невезучий, хотя нужно было, конечно, сидя. И – к паровозу спиной повернулся. Чтобы не так гарью дышать. Дым с паровоза – беспрецедентный. И тут чую: ой-ой! Это они. Кавуны. Сейчас пойдут. Кардинально пойдут. Что делать? Ну, думаю, присяду, и – прямо на крышу нафугасю. Газетка у меня с собой была. Штаны спустил, присел. И тут сразу – вжик!!! – что-то над головой. Темно стало. В тоннель въехали. Я сижу, надо мной потолок этот бетонный с электролампами несётся, а от головы до потолка – сантиметров пять, не больше. А может даже, и не пять. Может, ещё меньше. Представляешь, что – не присядь я – произошло бы?! Я ж не видел, что тоннель, я ж к паровозу затылком ехал. Снесло бы башку к едрене-фене. А всё потому, что невезучий, что на роду мне так написано…».
Ещё одна история невезучего Л ерика:
«Звонит мне Володя Укореневский. Говорит, в “Спутнике” сардельки по рубль тридцать дают. Он уже взял. Сардельки, говорит, – что надо. Сажусь на восьмёрку – и туда. Приезжаю. Народу – до невозможности. Очередь фундаментальная. Спрашиваю у людей, есть ли смысл. Никто не знает, но все стоят. Деваться некуда – стою час, стою два. Уже к прилавку подхожу. Впереди – человек десять остаётся. И сзади народу тьма. Духотища доскональная. И тут продавщица объявляет: всё, шабаш, последний ящик открываю, больше сарделек нет. Ну, думаю, кончатся именно на мне. И что ты думаешь? Как факт! Последнее кило как раз на бабу в синем пальто выпадает, – за которой я занимал. Такая, значит, непруха. Одно только спасло. Баба эта, когда ей сардельки взвешивали, вдруг возьми и спроси: “А они хоть свиные?” А продавщица: “Нет, говяжьи”. А баба: “Ну, раз говяжьи, мы с мужем такого не уважаем”. Только благодаря этому делу мне последнее кило и досталось. Потому что невезучий я до невозможности…»
И о любви, и о судьбе…
– Итак, вернёмся к вашему прошлому, – сказал экстрасенс. – Какую область вашей жизни будем освещать?
– А что вы можете предложить? – ответил я вопросом на вопрос.
– Мы
