паутина, машинным взглядом я вижу, как деловитый жирный паук ползает, среди выпитых досуха мух. Они светятся и переливаются – Машине нравятся покойники. При желании могу рассмотреть их трухлявый хитин, он еще ярче горит янтарным тусклым огнем.
Я так и не починил зеркало – слева от машины пыльные инструменты. Запустение, точно – гараж мертвеца.
Сквозь стекло вижу высохший труп за рулём, развалился, точно на отдыхе. Солнечные очки сползли с провалившегося носа костлявого франта. Я носил эту гавайскую рубашку в прошлом Сезоне солнца. Ч-черт… Потряс головой – призрак исчез. Мать твою, Машина!
Наверное, ей это – смешно.
Дверь открылась со скрипом и я водрузил свое обновлённое тело на сиденье. Хрустнуло, чихая от пыли и чертыхаясь я смёл на пол обломки очков. Тут им и конец, а я ещё подрыгаюсь.
Автоматическая дверь гаража натужно жужжа поднялась. Едва не оцарапала крышу – древний Кадиллак выкатил в наш бесконечный неоновый карнавал долгой дождливой ночи. Соседи заулюлюкали, провожая меня вниз, на улицу.
Электромотор – новенький, в старом корпусе тянет молча. Включаю имитацию движка – салоне начинает урчать V 8. Последний раз я слышал такой звук, когда отец завел эту машину и что-то объяснял мне, указывая под капот. Уже тогда ей была сотня лет.
Солнце светило вовсю, я обернулся на его лучи и меня ослепило оранжевым.
Дождей в те времена было куда меньше. Больше ничего не помню, разве что запах бензина, урчанье мотора и голос отца, слитный с рокотом движка в гараже.
Вой сигнала. Руки сами уводят Кэдди вбок, видимо чуть не заехал на встречку – мимо проносится древний бензовоз, поддав мне в салон запахом спиртового двигателя. В его ржавом пузе плещется грязный спирт, вместо бензина, такой иногда хлещут самые лихие раздолбаи города и примитивные моторы, мне вот тоже доводилось.
Смотрю на оранжевый зад цистерны исчезающий в зеркале заднего вида, как на красотку в орнажевом платье, что обтягивает её тугую жопу.
Бег Кэдди замедлился – вся многоярусная дорога увязла в патоке пробки, снова дождь и шквалистый ветер понесли от центра грязные рекламные листовки из тонюсенького пластика. Одна, особо растерзанная, прилипла к лобовому стеклу. Что-то там про китайскую лапшу.
Глава 3
Крип проснулся – спустя пять минут, после того как погрузился в чернильный сон, такое было у него "последствие", чаще люди рождались без руки или ноги. А Крип – со сбоем в башке. Засыпал где попало – нарколепсия, говорят.
До имплантации контроллера он вырубался на час, а придя в себя обнаруживал, например, что застыл в шаге от выбитого окна, коими изобиловали здания-гиганты Старого города. Смутно помнил теплые руки матери, гладящие его, незадолго до того, как над ним вспыхнет подсветка операционного стола. Теперь он изредка отключался, теряя пять-десять минут. Мать осталась в Старом городе, там, совсем недалеко от их квартирки в небоскрёбе опустилась Божья Длань,
