мундштуками, молодежь в неоновых куртках и с блеском бирюзовых и розовых линз, мрачные пьяницы в обносках, частные военные агенты не снимающие керамических лат, пара инвалидов старых войн с металлическими протезами, проститутки в платьях, которые внезапно включают прозрачность, всех не перечислить. Модное в Сезон дождя место – супермаркет "Гранд Ликер".
Фрея вдруг прижалась ко мне. Среди стеллажей раздался хлопок, самый первый счастливец, с бутылкой белого вина в руке валился наземь, а хлопок – бутылка красного разбита, оторванная правая рука ещё сжимала её горлышко, лежа на земле – через минуту вокруг крики, грохот стеллажей и звон бутылок, скрежет.
Машина заработала и мир замедлился – бесшумное орудие в руках громилы, который появился из-за стеллажа, выкосило передо мной стайку юнцов, неоновые ошмётки в красном летели все медленней и замерли в воздухе. Ощутил как Машина нагрелась,от натуги, обжигая мозг. Они. Эти ублюдки. Очень. Быстрые.
Запрещённый в гражданском использовании военный киборг, футов 7 роста. Машина мельком просветила мешанину плоти и тщательно скрытых механизмов внутри него, под черными латами и зеркальной маской шлема, тоже черной – теперь все в кровавой мороси. Он медленно, несмотря на усилия Машины, но двигался, огромный ствол снова бесшумно содрогнулся и – промзал, выглядящий ветхим, вояка с золочёной рукой успел сдвинуться, прежде чем разрушительная волна разнесла стеллаж с пивом.
Пистолет, который появился в моей руке был исполнинским, скорее обрез или маленькая пушка, украшенная вензелями со старинной кривой рукоятью, перетекающая в перчатку из черного металла – что намертво сковала кисть – очередная причудливая фантазия Машины.
Машина угодливо просветила сквозь шлем имплантированные зрачки – камеры, провал носа, как у голого сифилитичного черепа, зрачки недоверчивосфокусировались на мне, но поздно – орудие в моей руке бабахнуло, отдавая медленной волной боли до самого плеча. Один из зрачков исчез – вместо него была сквозная дыра размером с кулак. Киборг замер, окруженный медленным снопом искр. Затем его голова вспыхнула и он метнулся вперед, мимо меня пробивая стеллажи, чтоб затихнуть в куче бурлящего алкоголя и стеклянного крошева
Что-то тяжёлое ударило меня сзади и швырнуло вперёд, проламывая мною стеллажи и сметая бутылки. Машина опоздала, пустив второго врага мне за спину, но превратила тело в монолитную массу, пластиковую фигурку которую швырнул ребенок. Фигурку весом в добрых 200 фунтов. Фигурка только нагрелась и ни капли не оплавилась, хоть щас на полку.
Когда я снова стал человеком, пришла боль. Каждая клетка верещала, возвращаясь в прежний вид. Поднявшись из груды битого стекла я побрел через дыру в стене: боль, Фрея, запах алкоголя и крови повсюду, ч-черт, Фрея…
У коронера, когда он меня увидел, выпала сигарета изо рта и зашипела в луже из пива. Мертвый продавец лежал на прилавке с исполинской раной в спине.
Розальски, сукин сын! – то был Хейман, в окружении журналистов и зевак которые волной нахлынули
