бар по Ужгородской улице, принадлежавший ранее Имре Варге. Там он попросил у знакомой официантки, как это часто делал в течение нескольких лет, бутылку пива, сто граммов водки, бутерброд с красной икрой и стал ужинать. Через несколько минут к нему подошел человек в серой куртке. Спросив, не занят ли соседний стул, он расположился рядом и тоже потребовал себе пива. Наполнив кружку, он чуть пристукнул ею по столу и вполголоса произнес:
– Ваше здоровье, Петр Петрович!
– Спасибо, – сейчас же откликнулся мастер.
Он поинтересовался, откуда незнакомый человек знает, как его величают. Тот пристально посмотрел ему в глаза и тихо сказал:
– Не узнаешь, кум?
Чеканюк долго вглядывался в рыхлое, с лохматыми бровями, чужое лицо. И постепенно выступили на нем давно забытые черты: крупная родинка на щеке, большие зубы, оспинки на кончике широкого носа, упрямый подбородок, разделенный ложбинкой. Кум Ярослав! Ярослав Граб, надевший в годы войны форму эсэсовца.
Почувствовав себя узнанным, Граб нахмурил брови: тише, мол, ничего не спрашивай, сейчас, дескать, не время и не место рассказывать, откуда и как я заявился.
Они еще выпили, закусили и, расплатившись, вышли на улицу. Тут Граб заявил, что ему негде ночевать и его должен приютить, по старой дружбе, мастер Чеканюк. Пришли на Первомайскую. Пробирались темными улицами, огородами и садами. Почему? Мастер уже догадывался, каким ветром его забытого кума занесло в Закарпатье. Когда вошли во двор, то Граб подтвердил догадки Чеканюка. Он прямо сказал, что перешел границу, и потребовал от мастера спрятать его на два-три дня, не больше. Гостеприимство он щедро оплачивал: сунул в руки тугую пачку сторублевок. Вот она здесь, в деле, крест-накрест заклеенная белыми полосками бумаги. Мастер Чеканюк принял деньги, спрятал в сенном сарае своего кума. Вот и все.
Генерал Громада внимательно прочитал показания Чеканюка. Потом еще раз и еще.
– Почему «кум» пришел именно к вам? – спросил он, быстро взглянув на мастера.
– Вот об этом, товарищ генерал, я и сам все время думаю: почему? – Он потупился, глядя на свои жилистые темные руки. – Я при старом режиме… при Августине Волошине был сичевиком. Про меня теперь всякое можно подумать.
– Мы судим о человеке по его делам.
– Лучший мастер в депо Явор, – сказал Зубавин.
Громада протянул Чеканюку руку:
– Примите, Петро Петрович, благодарность от пограничников. Ваш кум вооружен?
– Вроде как бы нет, а там кто ж его знает…
– Планами делился?
– Пока не успел. Да я и не показывал вида, что меня это интересует.
– Надо сделать так, чтобы при аресте Граба не причинить никакого беспокойства ни Петру Петровичу, ни его домашним, – посоветовал Громада майору Зубавину.
– Граб думает, что вы сейчас на работе? – спросил Зубавин у Чеканюка.
– Да. Утром я проведал его и
