смерть матушки как часть Божьего замысла, но вместо этого чувствовала себя преданной. Сотни раз я прочла «Отче наш», и каждая из этих молитв звучала впустую. Бог моего отца оказался не лучше, чем богиня матушки, чей «счастливый» амулет, как я теперь поневоле думала, был не чем иным, как возвеличенной безделушкой.
Я не надеялась заснуть. Невозможно было перестать думать о теле матери в соседней комнате. И об ее последних словах о том, что она мне что-то оставляет, о том, что у меня есть дар. Все это не имело смысла. Я пролежала так долгие часы, но в конце концов сумела ускользнуть от себя в сновидение. Мне снилось, будто я готовлю, одну за другой бросая приправы в густой отвар, пахнущий луком и землей. Помешивая в котле, я догадалась, что это волшебное средство. Отнесла целый черпак матушке, которая в мире моего сна оставалась живой. Та выпила отвар и встала с постели.
Проснувшись, я не сразу поняла, что сон был ненастоящим. Я уставилась в потолок. Глаза защипало. Сердце застучало в ушах, и бесконечно тихий звук, шелест печали, вырывался у меня из горла.
Время в ту ночь превратилось в бесконечную ленту. Расплелось, обмоталось вокруг меня. Крепко связанная им с каждым мгновением, я едва могла дышать, лежа на соломе в темном чулане. Даже крысы в стенах как будто едва шуршали.
Миновали годы, или так мне казалось. Я стала вышагивать по передней комнате. Небо за окном было черным и безлунным. Звезды осыпались с него снегом. Я чуть не сошла с ума, прежде чем услышала стук башмаков отца и ощутила запах спиртного, окруженный которым тот нырнул под притолоку двери. Он не сказал мне ни слова, но я поняла, что могу спать, пока мы дома вдвоем.
Проснулась я только к полудню. В доме висел сладковатый аромат, словно от смеси какой-то пряности с хвоей. Сунув ноги в башмаки, я на цыпочках прокралась в заднюю комнату и обнаружила, что тело матушки исчезло. На топчане не было одеяла. С досок сняли даже тюфяк.
В передней комнате в кольце огня тлела солома. В доме стояла невыносимая жара, в воздухе висел густой чад. Отец сидел за столом в той же одежде, что и прошлой ночью, башмаки и ногти у него были в грязи. Пол покрывали лужи. На столе в кадильнице лекаря тлела одна плитка древесного угля. От него поднимался тонкий серый дымок, наполняя комнату тем сладким запахом. Отец молча кивнул, посмотрев на заднюю дверь. Я выглянула наружу и увидела, что снег в саду равномерно утоптан.
Вид этого снега, блестевшего на полуденном солнце, меня раздавил. Он похоронил ее без меня.
– Как ты мог? – спросила я надломленным голосом, вернувшись к нему.
Отец уставился на меня с отсутствующим лицом. Слишком оцепеневший, чтобы отвечать, осознала я. Мне хотелось спросить, нашел ли он священника или похоронил мать в одиночку. Потом я заметила, что в банке у двери не осталось ни одного хольпфеннига.
Все это время он копил на ее погребение.
Глава 5
Спустя три недели
