к ночному небу, усыпанному мириадами звезд.
Ответ, однако, пришел не с небес, а от собственного тела. Ощутив сильную дрожь, я решил, что надо двигаться, чтобы хоть как-то согреться.
«Побреду потихоньку, а утром поверну на восток. Большего не остается».
Приняв решение, я медленно поднялся, продолжая растирать кожу, хоть согреться это не особо помогало.
«Кинжал!».
Я вспомнил о нем только сейчас, начиная лихорадочно искать его глазами, но безрезультатно. Видимо, он выпал из руки, когда я потерял сознание, и скатился на дно дюны, где и был погребен песком да ветром.
– Неважно, – буркнул я, – все равно он меня не согреет.
Однако идея спуститься вниз не покидала мой разум. Кое-какие мысли подталкивали на спуск. Голова продолжала гудеть, пусть и меньше, нежели раньше.
«Если Тегим-апал отправился со мной в пустыню, то он должен был прихватить с собой флягу воды».
Я вновь бросил взгляд вниз туда, где в сгустившемся мраке скрывались остывшие тела тюремщика и осла.
«Потом придется снова взбираться на бархан. Но проверить стоит. Заодно согреюсь».
Приняв решение, я начал быстро скользить по крутому склону. До прохода между барханами я добрался меньше, чем за минуту. Бездыханное тело Тегим-апала лежало на том же месте, где того настигла смерть. Его слегка припорошило песком. Стараясь не смотреть на труп, я направился прямиком к ослу. Обходя неподвижное животное и ступая босыми ногами по песку, на котором виднелись засохшие багровые пятна, я остановился возле седла. С надеждой во взоре, мои глаза искали флягу с водой или что-то похожее. Осмотр не занял много времени. И его результат оказался удручающим.
Ассириец действительно захватил с собой флягу воды. Только теперь ее жалкие останки покоились на земле, раздавленные весом тела погибшего животного. Разумеется, вся вода давно вытекла и испарилась. Несмотря на то, что я изначально не испытывал особой надежды на успех, я не смог сдержать стон разочарования, сорвавшийся с моих потрескавшихся губ. Проведя руками по взъерошенным волосам и вдохнув холодного воздуха, я на секунду прикрыл глаза, стараясь смириться с неудачей. Затем усилием воли заставил себя вновь начать подниматься на дюну.
«Делать здесь больше нечего».
Мрачная и жуткая картина прошедшего боя осталась позади, постепенно скрываясь в одинокой ночной темноте.
На этот раз я не спешил, медленно взбираясь по склону бархана, ибо что-то подсказывало – силы мне еще понадобятся. К тому же, желудок снова начал болеть от голода. Взобравшись в очередной раз на вершину дюны, я опять осмотрелся и попытался вспомнить, в каком направлении удалялся Эмеку-Имбару. Но в памяти не осталось и следа. Окинув отрешенным взглядом бескрайнюю пустыню, я выбрал путь, который посчитал за восточный, и двинулся вперед, обхватив тело руками, временами растирая замерзающую кожу. Уверенности в том, что наметил себе
