которые, было видно, никто не поджигал. Ещё одну коробочку поменьше, которая напоминала по своему размеру портсигар, но была намного красивей и дороже той, первой, вся узорчатая и золотая. Мирон в который уж раз ахнул от такой красоты. И ему почему-то вспомнился русский император Павел I, которого заговорщики убили, ударив табакеркой в висок. Впечатлительному подростку вдруг привиделся мёртвый император, весь синий от побоев, с открытым ртом, он лежал на месте, где в реальности располагается дедова огромная кровать, с открытым ртом, из которого вывалился распухший от удушья язык. Он лежал в луже собственной крови, вытекшей из виска, напоминая своей прозой раздавленного голубя.
«Кто нами правил? – Павел, Павел!» Вспоминалась мальчику учительница истории Зара Ибрагимовна, которая рассказывала им, что эхо в подземельях Гатчинского Дворца умеет отвечать на этот вопрос. Он вздрогнул, когда ему почудилось, что золотая коробочка Ильи Ильича тоже вся в крови. Заметив это, дед Сухинин неверно истолковал его мысли и спросил:
– Что боишься?
– Нет!
– Может передумаешь ещё?
– Нет, не передумаю!
Сказал Мальчик, как можно более уверенным тоном. И у него засосало под ложечкой в ожидании чего-то необычного и магического….
***
Илья Ильич со свойственной ему стариковской медлительностью и неловкостью прожёг обе свечки, установив их значительное расстояние одну от другой. Чтобы они не падали, он накапал горячего воска прямо на ту самую темно-зеленую скатерть и с условием закрепил свечи на ней. Свечи он поджёг от длинных спичек, которые нашлись здесь же, в коробке с картиной «Пампеи». Спички были длинные и чёрные с золотой серной головкой. Тимофеечкин никогда таких не видел.
Когда наконец-то дошла очередь до золотого портсигара, Мирон аж заерзал на кресле от нетерпения. Ему казалось, что сейчас дед Сухинин извлечет оттуда что-то такое невиданное и магическое, какое он ещё в жизни не видел! И не только он! А вообще такие чудесные артефакты могли иметься разве что у сказочных волшебников, ну и у Ильи Ильича, конечно…
И Сухинин не разочаровал своего гостя, из золотой шкатулки он извлек что-то тоже завёрнутое в темно-зеленую тряпочку, но на этот раз бархатную. Когда дед развернул ее, чтобы расстелить поверх уже устроенной «скатерки», оказалось, что тем была завернута колода карт
Стоит ли говорить, что Мирон видел такие большие карты с яркими рисунками впервые в жизни? Когда принесли тасовать их, стало заметно, что карты не бумажные, а кожаные. И рисунки на них не пропечатанные, а будто нарисованы от руки масляными красками, на некоторых из них виднелись вкрапления из золота, а на некоторых – из чёрного серебра. Но мальчик удивился не только красоте карт, но ещё и тому, с какой ловкостью их перетасовывает Илья Ильич. Ведь мгновенье назад у старика очень сильно тряслись руки, он ел варенье, пил чай, да и вообще всё делал с заметной неловкостью, а тут дрожь в руках исчезала, как небывало, руки стали уверенные, ловкие и даже молодые.
