и тарелку с мелко нарезанными солеными огурцами и дольками докторской колбасы. Особых разносолов в доме у меня нет.
– А рюмки – почему две? – спрашивает Петр Лексеич.
– Так я ж не с похмелья. Мне не требуется.
Романов с Меншиковым выпивают, кряхтя дуэтом, закусывают, беря огурцы и колбасу руками.
Дрель за стеной замолкает. Зато меньше, чем через пять минут раздается звонок в дверь. Открываю. На пороге Валерка – мент. Или Виталька. Или он вовсе Славка. Хрен его разберешь. Он по пояс голый, в тренировочных штанах с пузырящимися коленками и в домашних тапочках на босу ногу.
– Выпить есть? – спрашивает Валерка, нервно сглатывая слюну.
– Проходи.
Валерка проходит в комнату и видит моих ночных визитеров в шитых золотом камзолах, треуголках и при шпагах. Выпивающих по второму разу. В Валеркиных глазах застывает кромешный ужас!
– Кто это? – тихо он спрашивает меня.
– Это Петр – I, император российский и Александр Данилович Меншиков, светлейший князь.
– А что они у тебя тут делают? – Валерка, похоже, вмиг протрезвел.
– Похмелиться зашли.
– Пора завязывать! – истошно кричит Валерка и пулей вылетает из моей квартиры…
Половина пятого утра. За окном загорается грозный российский рассвет. Петр Лексеич мрачен. Меншиков тоже темнеет лицом. Интернет еле ворочается. Но электронная почта открылась.
– Я хотел написать ему письмо, – цедит сквозь желтые прокуренные зубы император. – Меня на том свете уже достали россияне просьбами и мольбами о помощи. Поможешь, писатель?
– Да меня уже тоже достали россияне просьбами и мольбами о помощи. Но на этом свете. Пойми ты, Ваше величество, пустое это дело правителям письма писать! Толку никакого.
– Это почему же? А, может, он не знает, что в державе его творится? Может его вот такие сановники, – Романов зло смотрит на Меншикова, – вокруг пальца обводят? Может, от него правду скрывают?
Светлейший князь уводит взгляд, тихо бубня себе под нос:
– Скроешь от тебя правду, как же… Было разок, завез я гнилую сосну для корабельных мачт… Лучше бы мне в тот день было сдохнуть… Ты же меня, Петр Лексеич, тогда лучшего друга, генерал – губернатора мигом в конюхи разжаловал. За космы таскал…
– Так я же не за себя, Алексашка, радел. Я за державу старался. А ты меня, подлец, подвел! Меня – лучшего друга!
Я смотрю на них обоих и жутко мне их жалко. Такую державу они отгрохали! А что теперь от нее осталось? Огрызок великой империи! Сырьевой придаток! Нефтяной и газовый аппендикс! Стыд и срам на наши седые головы…
– Думаешь, не стоит писать? – Петр Лексеич тоже тупит взгляд. – Думаешь, и без нас знает все?
– Думаю, не стоит. Не в нем дело.
– Не в нем?
– Не в нем. Вот посуди сам. Выйду я сейчас из подъезда, и повстречается мне какой – нибудь ухарь. И даст
