Подойди, Навплий, к Менесфею, взгляни в глаза его закрытые.
Раздаются шлепки босых ног по камням мощения.
– Менесфей хоть и эллин свободнорождённый и прожил жизнь формально свободным, тоже был рабом при жизни. Он сам мне так признавался при нашей встрече. Кто обратил свободного эллина Менесфея в рабство? Этот полис его поработил. Богатство стало золотой клеткой для Менесфея. Да-да! Менесфей был рабом собственного богатства. Вам это не приходило в голову? Не смог Менесфей порвать с богатством и уйти от него. Терпел Менесфей нескончаемо обиды от других богачей и магистратов, страдал Менесфей, дрался, унижался, задабривал обидчиков, мстил им при удобном случае как мог, в страданиях бесконечных душевных продолжал Менесфей жить в полисе и никуда не уходил из Александрии, потому как охранял Менесфей от врагов – нет, не личную свободу, а богатство своё, то есть клетку рабскую свою золотую. Страдал Менесфей, терзался, приумножал богатство и не хотел доставлять бегством радость врагам. Споры-обиды-тяжбы-ругань-проклятья. Как вам песня такая? А? Невесёлая жизнь была у хозяина вашего Менесфея.
– Он и вправду такое признание высказал тебе? – шёпотом изумлённо обращается к Алкесте управляющий Лай.
– Именно так и сказал Менесфей мне. Слово в слово. Теперь посмотри на меня, Навплий.
Навплий хоть и повернулся к хозяйке, но избегает смотреть Алкесте в глаза.
– Навплий, ты слышал, что предлагали мне магистраты и отец мой?
Алкеста вновь говорит спокойно и твёрдо. Рабы внимают деве, широко открыв рот и выкатив глаза.
– Они предлагали вам пожить у вас в доме, дабы охранять вас от нас.
– Навплий, а я не вняла уговорам и отослала добровольных защитников. Как ты думаешь почему?
– Потому… потому… – Навплий запинается и замолкает. Подросток теряет осанку и вновь мелко дрожит.
– Расправь плечи! – кричит Алкеста. – Отвечай!
Подросток перестаёт дрожать и вспоминает утраченное положение плеч.
– Вы отослали магистратов, потому что вы смелая и мы… мы не опасны.
– Это вы-то не опасны? – Алкеста во весь голос смеётся. – Вы только что выпотрошили мертвеца. Достали из его груди сердце, принесли на том сердце клятву страшную. Вы сотворили из мирного покойника Менесфея голодного беспокойного злого призрака и собираетесь с тем страшным созданием жить совместно в одних стенах! В каждом из вас после клятвы обитает частичка призрака. После таких кощунственных деяний вы не опасны? – Алкеста вновь смеётся. – Вы очень-очень опасны! Вы злые колдуны. Вы демоны Ночи всечёрной! Суд полиса плачет над вами! Охо-хо! Ведуны жутких призраков.
Лай поворачивается к Алкесте, внимает её словам с благоговейным почтением. Алкеста, вдоволь насмеявшись, упирает руки в бока, надменно поднимает голову, обращается сразу ко всем собравшимся:
– Осталась я тут одна среди вас, опасных рабов-колдунов, потому что я такая же
