защитников католической Фландрии, Кунц разговаривал с сержантом:
– Мы из антверпенского гарнизона, – рассказывал воин. – Раньше здесь стоял Второй арагонский полк, но теперь по приказу герцога он ушел на восток. Войска Нассау перешли германскую границу и вторглись в наши провинции, как я слышал.
– Так вот почему осажденный Мидделбург не получает помощи, – с досадой сказал инквизитор. – Неужели принц Оранский настолько силен, что нельзя было хоть одну терцию послать на выручку?
– Не нашего это ума дело, святой отец, – пожал плечами сержант, потом все же высказал предположение: – Гезы не пропустят кораблей с десантом, ваша милость. Терцию уничтожат, не дав ей даже высадиться и построиться. – Сержант спустил тяжелый вздох. – Не угодно ли испанского вина?
– Благодарю, сын мой, я устал и, боюсь, от вина совсем расклеюсь, – сказал Кунц Гакке. – Пришлось прорываться через толпу еретиков, и я потерял двух людей, из них моего фамильяра, басконца, с коим служил уже десяток лет. Выпей со своими за упокой души Мануэля де Галлареты, верного слуги божьего.
– Выпьем непременно, святой отец, – сержант перекрестился. – Думается мне, еще не скоро вернется покойная жизнь в королевские Нижние Земли.
Амброзия ван Бролин в последнее время все больше нервничала, думая о будущем единственного сына. Понимая, что ее собственное воспитание сделало Феликса избалованным, капризным и лишенным чуткости мальчишкой, она все же не могла отказать ему в его просьбах и развлечениях. Но теперь, когда запасы кофейных зерен подходили к концу, когда будущее было тревожным, а картина мира вокруг пенилась беззаконием и смутами, женщина впервые ощутила неуверенность в своих поступках.
– Пожалуйста, – упрашивала она, – не отказывайся от того, что я выпросила для тебя у благородной Маргариты де Линь. Должность пажа на службе высоким вельможам сделает и тебя самого равного им, во всяком случае, в отношении манер и одеяний их дому нет равных во Фландрии.
– Матушка, я понимаю твой тонкий замысел, – возражал Феликс. – Ты знаешь, что Флиссинген захвачен мятежом, что Антверпен разорен проклятой герцогской «алькабалой», и ты просто хочешь упрятать меня в спокойное место, коим представляются тебе владения дома де Линь в южных католических провинциях.
– А что если так? – спросила, наконец, Амброзия. – Каждая мать старается защитить своего ребенка в такое время, как наше. Я не предлагаю тебе ничего зазорного или нечестного, став пажом, ты в совершенстве овладеешь придворными манерами, верховой ездой, возможно, даже владению оружием. Ламораль де Линь, которому его мать подыскивает товарища, уже далеко не младенец, он даже на год старше твоего друга Габри, и тебе с ним не будет скучно.
– Да как ты не поймешь, матушка, я не собираюсь быть ничьим слугой, – поморщился Феликс.
– Паж – не слуга, – сказала Амброзия. – Он может чистить сталь господину, вываживать
