вел свою кампанию против толкачей в закрытых клубах, коммерческих объединениях, церквях, политических партиях. Эта был крестовый поход против проникновения толкачей в приличное общество. Однако Патроклу пришлось признать поражение. Толкачи цвели повсюду буйным цветом, словно тропические растения, поглотившие руины доколумбовых городов.
– У них достаточно денег, чтобы заставить самых влиятельных политиков плясать под свою дудку. Страна, которую так лихорадит, идеальное место для выращивания коки. Даже за десять тысяч лет я не окрепну настолько, чтобы противостоять им. С ними невозможно бороться политикой или буквой закона. Однако есть особая сфера, где я смог бы заткнуть их за пояс. Я имею в виду смерть. Толкачи умеют красиво жить, они наслаждаются своим существованием больше, чем русский царь, однако примитивное получение удовольствия от жизни никому не делает чести. Любая свинья в состоянии наслаждаться удовлетворением своих потребностей и оргазмами. Для этого достаточно запереть их целым стадом в свинарнике, полном грязи и дерьма, и плеснуть помоев в корыто. Умереть намного сложнее. Величественно умеют уходить из жизни только аристократы по духу. Я как раз такой духовный аристократ. И еще покажу этим жуликам, как умирают порядочные люди.
– Вы совершите харакири, как самурай? – спросил я его с воодушевлением.
– Не будь романтиком. Я ни за что не совершу самоубийства. Я намерен дожить до двухсот лет. Мне пришло в голову соорудить самый прекрасный в Америке мавзолей… Хочешь легко заработать? – спросил он меня.
– Хочу, – ответил я не задумываясь.
– Тогда возьми на себя руководство строительством мавзолея.
– Руководить возведением склепа? Ни за что! Лучше подыщите могильщика.
Тесть прикрыл глаза с выражением уставшего Будды, который внимает бессмыслице, покидающей рот громогласной обезьяны, и терпеливо объяснил:
– Ты, пресмыкающееся, заведи мотор своего воображения и поднимись на высоту моих замыслов. Я построю не какой-нибудь сарай, а воздвигну первую в истории христианства пирамиду.
– Египетскую пирамиду, как у Хеопса?
– Ты имеешь в виду пирамиду Хиопса, – исправил меня тесть.
– Хеопс, – настаивал я авторитетно как учитель истории.
– Хиопс, – упрямился он принять мое исправление.
– Хеопс, – не сдавался я.
– Хиопс. Я сказал «Хиопс» и буду говорить так. Или, может быть, у тебя есть знакомый египтянин, который научил тебя произносить звуки его языка? Дрюу, ты разговаривал хоть с одним жителем Древнего Египта?
– Ни с одним, сеньор, – ответил инженер, который, очевидно, никогда не противоречил Патроклу. Тесть мог бы прошамкать название пирамиды хоть на обезьяньем языке, и бельгиец также подтвердил бы чистоту его фонетики.
Тесть преобразился. Он скинул оболочку простого смертного, приняв вид
