излишним, посоветовав ей поговорить с психологом, поскольку, по его мнению, след от падения остался в ее душе, а не на лице. Его слова на нее не подействовали, убежденность в собственном уродстве, невезении и несовершенстве часто угнетает Хулию. Эти чувства мешают ей во всем. Она бросила занятия теннисом, поскольку никогда не стала бы чемпионкой, а быть рядовым игроком ей не хотелось. С балетом произошла похожая история. Ира записала ее в детстве в балетную студию в надежде вырастить из нее заколдованную лебедь. Она была перспективной ученицей. Однако в подростковом возрасте гормоны сотворили над ней свое колдовство и обточили фигуру так, что в итоге она подходила больше для канкана, чем для исполнения роли Сильфиды. Занятия балетом рекомендовал также ортопед, поскольку у Хулии с рождения одна нога была длиннее другой. Много лет она носила обувь на одной ноге с более высокой платформой, чем на другой (ах, Золушка-бедняжка), и выполняла специальные упражнения. Я не знаю, исправила ли она этот недостаток.
Я абсолютно ничего не знал о любовных похождениях Хулии. Иногда мне представлялось, что она ведет тайную жизнь, полную неразборчивых связей со служащими и бродягами. Порой я думал, что она отвечает взаимностью своим женоподобным поклонникам или какому-нибудь волосатому мачо. Однако чаще всего я тешил себя средневековой верой в ее невинность. Родители строили похожие догадки, хотя в их страхах она впадала в другой грех – непристойные отношения с подругами. В общем, сексуальные привычки Хулии и для меня, и для ее семьи были так же загадочны, как и узор тибетской мандалы.
Талия питает к сестре что-то похожее на любовь-ненависть. Она ее не ненавидит. Она считает, что единственный способ повлиять на нее – воздействовать мягкой силой. Однако этим утром она перегнула палку, разговаривая с ней неоправданно строго.
– Ты была сурова с Хулией. Не нужно было говорить с ней так жестко, – упрекнул я Талию.
– Так ведь это было необходимо. Она спровоцировала насильника, разгуливая ночью одна. Хулия забывает, что она женщина, – шляется по улицам без царя в голове, хуже солдата в увольнении… Ты не представляешь, как мне хочется рассказать маме о произошедшем. Это они с папой во всем виноваты. Они неправильно ее воспитывают. Мне они такой свободы не давали.
Глава VII
Алекс жил чуть дальше полукилометра от моего дома, но уже в другом районе. Перебраться через несколько улиц, чтобы отыскать его, значило совершить путешествие в иное измерение. Современная архитектура уступала место скромным хижинам. На границе между двумя районами с верхушки обугленного дерева за путником наблюдала стая грифов. Их клонило в сон, я мог бы взять каждого голыми руками и с легкостью приручить. Повсюду босые дети, дикие кустарники, лужайки, которым не помешала бы стрижка, влажность, живые изгороди вместо заборов. Композиции из бетона закончились, здесь царит прохлада и буйствует хлорофилл. Жара в жилища не проникает.
