двенадцать, и она плохо представляет себе, что это за место. Она скучающе вздыхает и отклоняется назад, чтобы покачаться на стуле, но лопатки лишь больно упираются в холодное железо – стул не двигается с места, ножки намертво прикручены к полу. Она поворачивается к матери вполоборота, чтобы спросить, что они здесь делают, но мать молчит, не отрывая взгляда от двери в конце комнаты. Лязг металла сначала едва различим, но звук повторяется, усиливается, подбирается ближе, и Адрия догадывается, что за этой дверью еще много-много других дверей, каждая из которых должна открыться. Открыться, чтобы впустить в ее жизнь очередного мужчину, презрение к которому отпечатается у Адрии на кончике языка, сорвется с губ сдавленным ругательством вместо приветствия. Ведь когда мать кисло улыбнется и своим привычным жеманным тоном произнесет: «Познакомься с папочкой», Адрия будет заранее ненавидеть их обоих. Ненавидеть за молчание, издевку в голосе, десяток дверей, которые закроются, прежде чем она, тихо глотая слезы, успеет вспомнить, как часто говорила, что ее отец погиб.
Тогда на выходе мать сказала, что привела Адрию в окружную тюрьму штата Алабамы, чтобы показать, с какими мужчинами не стоит связываться. Довольная своим непосильным вкладом в воспитание, она предлагает прокатиться за молочным коктейлем. Адрия презирает молочные коктейли так же, как презирает мать, поэтому выскакивает из машины на ближайшем перекрестке, чтобы показать, с какими женщинами тоже не стоит связываться.
И сейчас, пять лет спустя, Адрия ощущает собственную глупость. Глупость двенадцатилетней девочки, которая впервые видит отца, еще и за решеткой, и не знает, как себя вести. Как реагировать на мать, закручивающую локон наманикюренным пальцем, как реагировать на отца, который смотрит безразлично, точно сквозь нее.
Теперь так же безразлично Адрия старается смотреть на мать. У нее хорошо выходит – кое-чему она научилась у Адама за те пару лет, что он на свободе. Адам вышел из тюрьмы, Дебра туда попала. Паршивый баланс в паршивой вселенной Адрии, где правит лишь злая ирония.
Злость внутри Адри мешается с глупостью. То далекое «Познакомься с папочкой» отпечатывает злость так глубоко, что сложно нащупать что-то кроме. Почему мать столько лет врала, что отец погиб? Почему он не отправил ей за все эти годы ни одной весточки? Почему он оказался в одиночной камере, а не рядом с ней?
Проходит столько лет, но Адри не перестает чувствовать ту злость.
Чувствовать не перестает, но не понимает – почему, несмотря на эту злость, как дура тащила матери чертов чизкейк? Потому что Дебра умеет убеждать? Потому что Дебра профессионально заговаривает зубы?
Потому что она все еще ее мать. Адри не знает, что делать с этим фактом. Она сократила свидания до пары раз в месяц и каждый раз спрашивает себя, зачем ей туда ехать, но каждый раз приезжает. И это злит еще больше.
– Как дела в школе? – Мать перестает широко улыбаться, но ее лицо излучает обманчивую участливость.
Адри кривится.
