проклясть их до конца дней, но сумел издать лишь дребезжащий всхлип. Одна из теней махнула рукой, и угасающий разум Хэпа подумал, что машут ему. Но они махали в сторону склона огромного кратера, тому, кто удерживал от падения стены этой шахты, – ибо питание отключилось, подача энергии прекратилась и стены внезапно обрушились. Раскрытый в беззвучном мучительном крике рот Хэпа заполнился песком. И земля придавила его изломанную грудь.
Часть 2. Гостья
9. Краткое шипение жизни
– Заносишь внутрь песок, – предупредил Коннер, когда вернулся выходивший отлить Роб.
Его младший брат ввалился в палатку и уселся на задницу, не забыв постучать друг о друга ботинками, прежде чем закинуть внутрь ноги, после чего попытался закрыть брезентовый полог.
– Если бы мы поставили палатку входом на запад, ветер не проникал бы внутрь, – пожаловался Роб.
– Мы всегда так делаем. Просто не тяни, когда ходишь туда-сюда.
Роб мрачно смотрел на Коннера, готовившего лампу. Снаружи отбрасывал красные отсветы угасающий костер. Ветер раскачивал палатку, слышался шорох песка о брезент.
– Сходил? – спросил Коннер.
– Угу.
– Еще понадобится?
– До утра – нет.
– Хорошо. Давай начнем.
Роб расположился с другой стороны палатки. Поправив фитиль, Коннер сжал пальцами его кончик, чтобы тот пропитался маслом, поднес к нему кремень и кресало и поджег, ударив одним по другому. Он выключил свой дайверский фонарь, и палатку заполнил более примитивный и непостоянный свет колеблющегося пламени. То был свет детства и ностальгии. Эфемерный свет, не живущий долго.
Оба смотрели на живое пламя, мысленно вернувшись в те дни, когда все было проще, когда проблемы со светом сводились к очередному кувшину с вытопленным жиром, а не к новым аккумуляторам.
– Это была лампа отца, – сказал Коннер. – Он оставил ее нам той ночью перед уходом, чтобы мы смогли найти дорогу домой.
Так Коннер начал ежегодный ритуал. Именно так он всегда его начинал. До этого те же слова произносил его старший брат Палмер, а еще раньше – их старшая сестра Вик.
Коннер оторвал взгляд от лампы, разрушив чары, и вдруг понял, что у Роба никогда не будет повода говорить эти слова. Их некому будет слушать. Они никого не станут волновать. Роб кашлянул в кулак, будто говоря: «Давай дальше».
– Сегодня будет… двенадцать лет, как папа покинул нас. Мы никогда не узнаем почему. Все, что осталось, – наша память о нем, и именно ее мы чтим. Именно в этой палатке… палатке нашего отца… мы видели его в последний раз. В то утро, когда мы проснулись, в ней было не так тесно. Ты спал в маминой утробе. Палмер говорил, что я всю ночь его пинал и утащил одеяло. Вик сказала, что она проснулась, когда отец уже собрался уходить, увидела его в лунном свете, когда он откинул полог, и поняла все по его лицу. Утром мы уже все знали. Мне тогда
