блестящему златотканым сукном кафтану он производил вид целого полковника, не меньше. Рядом крутилась пара вооруженных ружьями караульных. А вдалеке виднелся разбитый стан из парусиновых шатров и коновязи с отдыхающими лошадьми. Народец, как видно, расположился станом всерьез и надолго.
– Кто это? – задал Михайло самый нужный из вертевшихся на языке вопросов.
– Дружки мои, – огрызнулся Лещ.
– Которые покойнички?
– Будут, – «богомолец» сдвинул брови.
– И чего ж ты, свиное рыло, сразу не сказал, что тут целый отряд? – возмутился Федька.
– Тогда б и вовсе никакой помощи не получил.
– А чего ты не с ними? – указал Михайло подбородком на тот берег, когда четверка снова взобралась наверх.
– Бросили они меня в Ельце из-за немощи моей, мол, старый, ему уж ничего и не нужно, в дороге только мешаться будет. Я им все разведал, не один месяц вкруг древнего Кульки терся. Как он не скрывал, мол, посадский, а я в нем углядел своего, не сотрешь. Он один из ватажников Тишенкова2 живым и выскочил. А схрон искали, многие искали, да не там. Все у Черного Яра рыскали, а надобно было у Червленого, в том вся загадка, – Лещ оскалил щербатый рот довольной улыбкой. – А Пыря, шкура, не только брать меня с собой не стал, а еще и в лицо напоследок рассмеялся. Ну, ничего, сынки, ничего, мы с ними еще поквитаемся, отольются коту мышкины слезы.
– А как нам тебе поверить, что то Пыря? – подступился Михайло. – У него на лбу, что он вор, клеймо выжжено? Может, то государевы люди добро ищут.
– Пыря это, – вместо Леща кивнул Федька, – признал я его. Он Леню Евсеева на торгу в Пронске зарубил. Мы тогда не успели перехватить, вырвались аспиды. Вишь, шальные деньги им понадобились.
– Вот и повод – месть свершить, – елейно пропел Лещ.
– Втроем против дюжины? – нахмурился Черняй.
– Так и что ж, с умом многое можно. Зелье у меня сонное есть, – Лещ достал из походной сумы небольшую темную склянку, – надобно им в кашу кинуть, а как заснут, тут вы им горла и перережете.
У Михайлы все в груди похолодело, ведь этот «богомолец» сидел с заставскими у одного костерка, мог вот так же плеснуть яда в котел. Ой, наперед слушаться надобно дядьку Степана, он долго прожил, много чего ведает.
– Николка к ним выйдет, – выдал «богомолец», – скажет, мол, с дедом в Печеры шел, деда волки загрызли. Всплакнет, переночевать попросится, кто дитя в чем заподозрит, а там уж малой извернется и все как надо сделает, верно, Николушка? – улыбнулся Лещ мальчику, потрепав русые вихры.
– Верно, – смело согласился Николка.
– Не пущу! – неожиданно встал между ними Михайло, оттесняя плута от мальчика. – Чтоб они дите прирезали али в полон к татарам продали? Не выйдет! Вот зачем ты за собой мальчонку потащил, чтоб приманку из него для этих щук сделать. Во, видал! – сунул Михайло кукиш под нос «богомольцу».
– Да никто
Тишенков – Кудеяр.
