вздохнул старик, ласково гладя её по долгим золотым волосам.
Девочка на миг смолкла, уткнувшись лицом в плечо старика и шмыгая носом. Затем она подняла взгляд прямо на Эрху.
– Скригга – почему все родичи говорят, что мне нельзя поминать имя отца при других людях, кто не из нашего орна? Разве он сделал что-то дурное?
Голос её был не по-детски серьёзен и твёрд, как и вопрошающий взгляд синих как небо глаз девочки.
Эрха промолчал, тяжело шевеля губами и глядя словно не вдаль над окружавшими стерквéгг лесами, а сквозь само необъятное время.
– Ничего дурного – разве что этим считать его превеликие храбрость и честь. Но… мы уже не ёрлы всех племён дейвóнов, и слово наше не несёт прежней той силы – а твой отец дважды смел ослушаться на войне повеления самогó ёрла Къёхвара, выступив затем на стороне его злостных противников, чем и навлёк на себя мстительный гнев внука Хъярульва.
Эрха горько вздохнул, крепко прижав к себе девочку.
– Как бы я хотел, чтобы твоя судьба была иной, чем у родителей – раз уж их не вернуть снова к жизни. Но боюсь, моя хорошая, что этого мне не узрить…
– Почему ты так говоришь, скригга? – вопрошающе подняла на него глаза девочка.
– Мы уже не ёрлы, Майри. И владетель Къёхвар ещё молод, а я уже так стар… Мне уже исполнилось больше сотни зим, моя хорошая. Одному Всеотцу лишь известно, сколько всего мне отмерено сёстрами смертного срока – но даже и я не в силах изменить суровую волю владетеля. Слишком могучи и богаты сейчас Скъервиры, а мы стали слишком слабы… Непомерно черны те грозные тучи, что навлёк на себя некогда твой отец Конут, ослушавшись воли нашего горделивого ёрла. И ты не поминай до поры ни при ком кроме кровных имени твоего храброго родителя, моя милая – чтобы и над твоей головой не возникла однажды та страшная чернь.
– До поры? – девочка внимательно посмотрела на старого Эрху, и её пытливый взор был не по-детски серьёзен.
– Всеотец не любит неправды. Гордому сердцу его ненавистны лжецы и предатели. И грозная кара Горящего неизбежна – разве что неведомо никому, в какой час и какими незримыми тропами она явится к недостойным его сияющих чертогов…
Эрха тяжело смолк, словно перед глазами его вставало что-то памятное скригге. Словно он заново переживал утрату отца маленькой Майри и весь тот неправый позор, обрушившийся чернью именования ослушником на его прежде высокородное имя – и на его близких.
– Предвидение, кое порою приходит ко мне, говорит, что однажды ты возвратишь своё славное имя. Но я этого уже не увижу…
– Скригга, можно я пойду гулять? Меня, верно, уже ищут Айнир или сам Бородач, – через некоторое время спросила девочка. Голосок её вновь стал весёлым, и в глазах засветился шкодливый ребячий задор.
– Ты хоть своего родича за бороду не тягаешь – а, ма́лая? – лукаво подмигнул Эрха, щёлкая девчушку пальцем по носику.
– За это его прозвали Бородачом? – рассмеялась девочка, спрыгивая
