Да имеющий уши, да услышит! Значит – поймёт. Выпьем, господа студенты, за услышанное!
За столом воцарилось оживление. Все начали говорить друг с другом о вещах для Гельвеция далеко второстепенных. На другом конце стола завязалась дискуссия на тему, почему бандиты, сосланные из Англии в Америку становятся честными людьми. Видно было, что к этому разговору особенно прислушивался Радищев. Потом он выразил вполголоса своё несогласие сидящему рядом Алексею Кутузову: «Не все сосланные – бандиты. Понеже бандитами называют иногда честных, несогласных людей». Трион по этому поводу поделился с Глебом: «Вот они ростки будущего бунтаря! Обострённое чувство несправедливости. От кого это у него?». Кто-то вслух вещал, прихлёбывая пиво: «Критика происходит от зависти. Критиками становятся немоглые писатели»…
Заказали ещё по большой кружке на каждого. За столом началось беспричинное веселье. Серьёзные разговоры прекратились. Пошла обычная болтовня.
Ушаков сидел молча, почти отрешённо. Пил пиво и о чём-то думал, явно не о радостном. Глеб-Трион стал рассматривать погребок. Тут было довольно уютно. Деревянные столы, удобные лавки. На стенах просматривались сквозь табачный дым какие-то рисунки, краски местами потемнели. «Жаль, что это когда-то разрушат до основания».
Сквозь голоса захмелевших студентов, Глеб вдруг услышал, придвинувшегося к нему Фёдора Ушакова, пытающегося перекричать шум:
– Григорий, что на родине говорят о предстоящей войне с Турцией?
– Про войну с Турцией ничего не слыхал, а вот про новое Уложение законов… Поговаривают, что императрица комиссию из выборных депутатов создала. В Грановитой палате Московского кремля заседают. «Наказ» императрицы вышел. Сказывают, что за основу был взят трактат Ш. Монтескье «О духе законов».
– Да! Идеи Просвещения долетели до матушки России…
– Говорят, что всё в сословные привилегии выльется…
– А во что же ещё выливаться-то?.. Читал я, что в комиссии, помимо дворян, государственные крестьяне, казаки и даже инородцы представлены.
Радищев, подключившийся к разговору, заметил: «Лучше бы крепостническое право отменили».
Глеб продолжал: «В Наказе сказано, что цель власти не в том состоит, чтоб у людей естественную их вольность отнять, но чтобы действие их на пользу общества направить».
Радищев махнул рукой: «Впустую всё это! Не договорятся они. Дворяне упрощения торговли имениями требуют. Купцы оставить за собой единоличное право торговли возжелали. Крестьяне против тяжёлых условий жизни выступают…».
Ушаков горько вздохнул:
– Эх! Зря я покинул государственную службу! Ужо был бы произведён в секретари майорского ранга. Поменял службу на учёбу. В юриспруденции пока не преуспел. Время противу меня работает. Не успею отечеству послужить.
Трион пригорюнился: «Странно как-то, Глеб, что мы с тобой с живыми покойниками разговариваем… Мы-то с тобой живём, или это мираж? Не увязывается как-то… Вращаемся в давно несуществующем
