Клеопатра? Нефертити? Жозефина? – ненавязчиво курил фимиам Алексей.
– Нет! – уже смеялась Соболева. – Мне нравится ход ваших мыслей, однако, где же здесь буква «О»? И потом: почему сплошь чужестранные имена?
– Да потому, что неподражаемо прекрасное всегда нам кажется не от мира сего! – был в ударе компаньон по развлечению.
– О! – только и сумела произнести девушка.
– Тогда, быть может, Ладэнэлла? – выдавал экспромт за экспромтом «на флирт-марше» Подлужный.
– Ладэнэлла? Хм, впервые слышу, – игриво отвела книзу танцовщица нижнюю губку, выказывая каёмку розовой слизистой оболочки. – Что оно значит?
– Нефертити, в переводе с древнеегипетского, звучит, как «Красавица пришла!» – загораясь от вдохновения, фантазировал её визави. – Ладэнэлла же на языке пришельцев из Антимира с далёкой планеты Ипсилон значит: «Дьявольская искусительница пожаловала!»
– Но почему же «дьявольская»? – пуще прежнего надула губку артистка.
– Откровенно? – пронзил её взором Алексей.
– Откровенно!– с вызовом ответила та, и в ожидании подалась к нему грудью, отчего незагорелая полоска упругих холмиков отодвинула рубеж лифчика до опасной черты.
– Потому что вкусить искусительницу, ни за какие коврижки нельзя, но черто-о-овски хочется! – проглотил слюну вожделения мужчина.
– О! – вторично не сумела подобрать эпитета молодая женщина для выражения чувств.
– И вообразите, – импровизировал Подлужный, – что вы первая девушка Земли, что удостоилась этого титула от инопланетян: Ладэнэлла! И сверх того представьте, что имя это не я, простой смертный, произнёс, а излил в виде сердечной лирической мелодии какой-нибудь знаменитый ипсилонец, равный Валерию Ободзинскому.48 И он поёт на наречии иного мира: «Льёт ли тёплый дождь, падает ли снег, у подъезда Ладэнэллы я всегда стою стою…».49 Впечатляет?
– Не без того! – смятенно призналась сиюминутная муза фантазёра.
И она непроизвольно уронила руки на колени. И в ней мимолётно, из-под напускного лоска и блеска, проглянула диковатая голенастая девчушка, которая, подцепив из античной амфоры на кончик указательного пальца дразняще-пахнущую янтарную массу неизвестной природы, не знает, что делать с нею дальше: то ли попробовать яство, вдруг то – олимпийский нектар, то ли смахнуть прочь – от яда и греха подальше.
– Хорошо, – решился новоявленный оракул, уловив колебания девушки и привнося в диалог ещё одну интимную струнку. – Сейчас я попытаюсь отгадать ваше подлинное имя. Попадаю в «яблочко» – вы мне позволяете некую вольность. Стреляю в «молоко» – вы вольны, как птица в полёте. Свободны упорхнуть на все четыре стороны. Идёт?
– Пропадать, так с песней и… с ипсилонцем! – рисково бросила чертовка, и тёмно-карие бархатистые очи её заблестели. – Идёт!
– Слово? – обжёг напоследок девушку предостерегающим взглядом
