и поднялись из языческой тьмы великие православные города – Новгород, Киев, Владимир, Москва…
– Во дни тягот и испытаний Бог, Отец наш Небесный, всегда обращал лик Свой к России… И уже торжествовали поляки, и уже со злобной радостью предвкушали они, что падет город Псков, но перед рассветом явилась пушкарям Богородица, Пресвятая Дева, видением, озарившим тьму, и указала, куда целить пушки, откуда начнется штурм… И принял генерал Жуков чудодейственную икону от старца, и поцеловал ее трижды, сердцем благодарственно воспылав, и трижды на самолете облетел с ней весь фронт, вознося спасительные молитвы, и устоял Ленинград…
Журчит Дуремар, после обеда всех клонит в сон, глаза слипаются, голову тянет вниз, но еще урок по Закону Божьему, отец Евлогий, несмотря на грузность, строг и внимателен – у него не подремлешь.
– Городинкин, встань!
Поднимается испуганный Городинкин.
– А скажи мне, отрок, в чем преимущества православной веры?
И Городинкин, запинаясь, выдавливает из себя что-то невнятное насчет истинности… незамутненной духовности… преемствующей и… и… по Слову Божьему… воссоздающейся… в… в… в…
– Воссоздающейся в чем?
Молчит Городинкин, багровеет щеками, тужась вспомнить определение. В классе – напряженная тишина. Все уставились в парты, боясь, что отец Евлогий перехватит случайный взгляд и велит продолжать.
– Плохо, отрок! После ужина – в класс, двести раз прочтешь «Отче наш». Кто сегодня дежурный?
– Я… – испуганно пищит Олька Авдеенко.
– Проследишь за ним.
Олька с ненавистью взирает на Городинкина: ей теперь после ужина тоже придется торчать в классе час или два.
Да, отец Евлогий – это вам не полудремлющий Дуремар.
Дуремар, впрочем, тоже иногда просыпается:
– А скажи нам, Зарбаев, как проявила себя Воля Божья в преславной победе русского оружия на Куликовом поле?
И Зарбаев, ни на секунду не задумываясь, тарабанит, что не ел, не пил преподобный Сергий Радонежский, всея Руси чудотворец, по семи дней седьмижды в коленопреклоненной молитве… И призвал он к себе отроков, чистых душой, Ослябу и Пересвета, и благословил их на подвиг во имя Святой Веры и Русской земли…
Все облегченно вздыхают: Дуремар кивает, погружаясь в привычную дрему.
Ивану кажется, что его вызывают несколько реже, чем остальных. Или ему только кажется? Тут ведь точно не определишь. А еще иногда он ловит на себе странный взгляд Василены, будто, увидев его, она о чем-то припоминает. И таким же как бы припоминающим взглядом, но реже пронизывает его отец Евлогий.
– Ты же у нас избранник, – как-то после очередной мелкой стычки цедит ему Хорь. – Тебя в канаве нашли. Пережил пыльную бурю.
– Выживанец, –
