она знала бы, что это ее обязанность – расчесывать хозяйке волосы, застегивать ботинки, подбирать и класть на место оброненные ею вещи. Но она была всего лишь необученной деревенской девушкой, выросшей в домике посреди йоркширских вересковых пустошей вместе с ватагой маленьких братьев и сестер, которые и помыслить не могли о том, чтобы кто-то их обслуживал, они всё делали сами – для себя и для младших, поскольку те были либо еще младенцами, которых требовалось носить на руках, либо малышами, только начинающими ходить и обо все спотыкающимися.
Если бы Мэри Леннокс росла жизнерадостным ребенком, она бы, возможно, только посмеялась над болтливостью Марты, но Мэри слушала горничную холодно и удивлялась свободе ее поведения. Поначалу ей вовсе не было интересно, но постепенно, по мере того как девушка все тарахтела и тарахтела в своей добродушной безыскусной манере, Мэри начала прислушиваться к тому, что та говорит.
– Эх, видела бы ты их всех! – рассказывала Марта. – Нас двенадцать душ, а мой папаша зарабатывает всего шестнадцать шиллингов в неделю. Матенька наизнанку выворачивается, чтобы хоть каши на всех наварить. Младшие целый день играют на пустошах, и матенька говорит, что свежий воздух их кормит. Она думает, что они там едят траву, как дикие пони. У Дикона нашего, ему двенадцать, даже есть там жеребенок, которого он считает своим.
– Где же он его взял? – спросила Мэри.
– Да там же, на пустоши и нашел. Жеребенок бродил там со своей мамой, когда был еще совсем маленький, и они с Диконом подружились, Дикон ему приносил кусочки хлеба и рвал для него молоденькую травку, и жеребенок к нему так привязался, что ходит за ним по пятам и разрешает на себе ездить. Дикон добрый, его все животные любят.
У Мэри никогда не было никакого домашнего животного, а ей хотелось кого-нибудь иметь. Поэтому рассказ о Диконе ее немного заинтересовал, а поскольку ее раньше никогда никто не интересовал, кроме нее самой, становилось ясно, что в ней начало пробуждаться какое-то новое, хорошее чувство.
Войдя в комнату, переделанную для нее в детскую, Мэри обнаружила, что она мало чем отличается от первой. В ней, собственно, и не было ничего детского, обычная взрослая комната с унылыми старыми картинами на стенах и тяжелыми старинными стульями. В центре комнаты на столе стоял обильный завтрак. Но Мэри всегда отличалась плохим аппетитом и на первое блюдо, поставленное перед ней Мартой, посмотрела с полным безразличием.
– Я этого не хочу, – сказала она.
– Не хочешь каши?! – не веря своим ушам, воскликнула Марта.
– Не хочу.
– Да ты просто не знаешь, какая она вкусная. Полей ее немного патокой или присыпь сахарком.
– Я ее есть не буду, – повторила Мэри.
– Эге! – сказала Марта. – Мне даже смотреть невмоготу, как добрая еда пропадает. Посади моих братьев-сестер за этот стол, они бы за пять минут все смели.
– Почему? – холодно осведомилась Мэри.
– Почему? –
