жизни. В любви к одиночеству.Не ругай, я прошу, за увечья,
За страданья заблудшей души.
Я так сильно желаю встречи,
Я так сильно желаю тиши.
Нарастает молчание к сумеркам,
Дождь целует за окнами лужи.
И пусть даже во мне всё умерло,
Завтра будет намного хуже.
Эмиль подумал и сказал: «А ведь и впрямь напоминает состояние депрессняка… О, да! Как точно ты описал это, я будто вспомнил себя».
– Спасибо, – поблагодарил я. Но я продолжал верить, что это ложь. Люди не могут говорить о таких вещах честно. Никому не сдались мои стихи. Они даже мне порой кажутся отвратительными.
Он смотрел мне прямо в глаза, вглядывался в них с искренним интересом. В последнее время я замечаю за ним такое всё чаще, и это меня настораживает.
– Почему ты так пристально оглядываешь меня? – возмутился я.
– Потому что ты слишком талантлив для моего мировосприятия, – улыбнулся Эмиль.
– Похоже, ты забылся, приятель. Я вовсе не талантлив. Ты пугаешь меня порой.
– Разве я такой страшный, что тебе приходится меня бояться? – смутился Эмиль.
Я потупил взгляд.
– Нет. Просто это со стороны выглядит… Будто ты… Ну… – замешкался я. – Странно. Это выглядит странно.
– С чего ты это взял? Что странно? – спросил Эмиль, явно сконфуженный моим ответом.
В воздухе повисло напряжение.
– Ну, я просто не привык к вниманию к себе. Ты кажешься чересчур радостным для человека, лежащего в дурке. Твой взгляд похож на взгляд опьянённого человека. Ты не в себе.
– Ерунда! У меня гипомания, и это весело, – выкрутился он.
– Отнюдь нет. Твои нейромедиаторы тебе спасибо после этого подъёма не скажут. Ты израсходуешь весь свой запас.
– Это будет потом. Я живу сегодня, здесь и сейчас. Учись, Костян.
– Вон там север, абсолютно точно, смотри! Мох с той стороны на деревьях! Значит, запад… Ага, здесь! – увлечённо беседовал с Максом Эмиль.
– Тогда который час, если смотреть на тень дерева? – пытался понять его Макс.
– Могу сказать тебе точно! Время валить отсюда! Закончился тихий час, уже был полдник. Вот чёрт, когда же нас уже переведут в четырнадцатое отделение? – сокрушался Эмиль.
Я хрустел яблоком и, как всегда, молча наблюдал за ними со стороны. Мне уже тоже хочется в общее отделение. Большую часть времени мы просто едим, спим и сосредоточенно пялимся в стену. Только весёлый Эмиль разбавляет обстановку шутками и кривляньями.
В коридоре кто-то закричал.
– О, Антоша нас провожает! – обрадовался Эмиль, услышав вопли.
Повсюду суетливо забегали медсёстры, а он подошёл к окну и прислонился к нему носом, медленно сползая по стеклу.
– Аа-а, как же я уже устал тут сидеть. Свободу попугаям, – огорчённо мямлил в прострации Эмиль.
– Успокойся, хватит. Ты надеешься привлечь их
