жить не работая и без денег. На улице было все общее. Пачка сигарет в кармане, только что купленный сэндвич, недопитая банка пива, автомобиль – на все это каждый имел равные права. Такое братство, подобное тюремной романтики, быстро захватывало и, возможно, не оставляло выхода, особенно тем, у кого в карманах было пусто.
Но было в этом районе и что-то совершенно замечательное. Здесь кругом была слышна музыка. Здесь до сих пор играли джаз. И только в этом районе можно было вдоволь насладиться блюзом. Так, как это умели делать черные, никому еще не удавалось. Причем, это были необычные негры, они отличались своим внешним видом. Пропитанные насквозь алкоголем, прокуренные травой и краком их можно было встретить где угодно, но отдавались музыке они только здесь, в Гарлеме. Особенно хороши здесь были негритянки с хриплым голосом и луженой глоткой, напоминающей старые журчащие трубы. Словом, только здесь, в Гарлеме, жил блюз.
Жилище Тома представляло собой маленькую квартирку без замка в двери, без мебели и утвари, голый матрас на полу и пепельница. В ненастную погоду к нему на ночлег приходили жители улицы, которых он знал поименно и никогда не выгонял, а они в знак благодарности никогда не занимали его матрас.
В похожую на нормальную жизнь, если жизнь в Гарлеме так можно назвать, Том вернулся так же незаметно для себя. Может быть, это случилось, когда он в толпе прохожих в Манхеттене случайно встретился взглядом с девушкой, лицо которой напомнило ему московскую валютную проститутку? А может быть, это началось, когда он зашел в негритянский бар. Теперь сложно ответить на вопрос, но что-то вернуло его к жизни.
В бар, куда никогда, ни в какие времена не заходил ни один белый человек, он забрел случайно, по незнанию и, конечно же, не ожидал, что в один миг он окажется в другом мире – на дне американского лукоморья.
На крохотном пяточке сцены бара три негра играли вялый блюз. Но когда он вошел, музыка резко оборвалась. Лица музыкантов вытянулись, глаза их медленно расширялись, и, казалось, вот-вот лопнут. Обычные пьяные разговоры, смех, выкрики смолкали постепенно, по мере того, как небольшой насквозь прокуренный зал осознавал невероятное явление. Не обращая внимания на всеобщее удивление, Том, – единственный за все время существования этого бара белый человек, подошел к стойке и произнес:
– Мне кружку пива, пожалуйста, – произнес он это с улыбкой на хорошем английском с приятным акцентом.
– А ты, красавчик, хорошо ли подумал, прежде чем сюда войти? – полушепотом, почти на ухо пропела ему упитанная негритянка, стоящая за стойкой.
Том не совсем понимал, что она имела в виду, поэтому продолжал улыбаться. Озираясь по сторонам, он еще надеялся на доброжелательное отношение, как это было принято во всех барах.
– Меня зовут Том, я живу недалеко отсюда, и ваш бар самый близкий к моему дому…
– Да
