он ничего не слыша и не замечая, подыскивает слова, чтобы выразить свое душевное состояние на текущий момент.
– Азик, иди скорей! – крикнул он необычно возбужденный. – Там твой Фикрет повесился.
– Мой? – не понял Азик.
– Ну, твой земляк. Не придуривайся… повесился.
– Да? И сколько весит? – цинично пошутил Азик.
– Не взвесился, а повесился, – пояснил Витя, возбуждение которого постепенно проходило.
– Опять дверь забыл запереть, – развивая свою цинично начатую шутку, проговорил Азик. – Сколько раз говорил ему – не вешайся при открытых дверях…
– Там уже «скорая» приехала, – сообщил Витя.
– Ну, пойдем, посмотрим? А, Соня? – он обернулся к Соне, будто приглашая её на какой-то интересный спектакль.
– Нет, спасибо, – ответила она. – Что мне там делать?
– Что делать? – повторил он, посмотрел на распахнутую дверь, с порога которой уже исчез сокурсник Витя. – Хотя бы посмотришь, как люди вешаются.
Надо было подняться на три этажа выше, ничего не поделаешь, человек покушался, так сказать… И что примечательно – не в первый раз.
– Если б я стал вешаться, – конфиденциально сообщил он Соне, приблизив губы к её уху, – Мне бы так не повезло… Снимали бы холодный труп с петли.
Она ничего не ответила, отмахнулась, как от очередного черного юмора, от мрачной шутки, на которые он был горазд.
В комнате Фикрета уже хозяйничали врач и медсестра «Скорой помощи». Азик поглядел на хозяина комнаты, который закрыл глаза и не хотел их открывать, даже отвечая на вопросы врача. Врач посмотрел на вошедшего Азика.
– Это ваш брат?
«Упаси бог», – подумал про себя Азик и покачал головой.
– Мы должны сообщить в милицию, – сказал врач. – Так положено, – и прибавил ворчливым тоном, – Вечно здесь какие то истории, неприятности, то из окна сигают, то вешаются…
– А недавно, – с удовольствием прибавил Азик, добавляя черные тона к сказанному, – Один псих ночью ходил по этажам и включал газ на кухнях, пускал газы, так сказать… Живем как на вулкане.
На шее у свежеповешенного остались багровые следы от бельевой веревки. Медсестра обрабатывала эти следы каким-то раствором.
– Какой он некрасивый, – тихо ему на ухо прошептала Соня.
– Похож на свои стихи, – ответил он. – А ты не могла этого котенка оставить у тети? Здесь он странно смотрится. И вообще – в доме повешенного не говорят о бельевой веревке.
Она привыкла к его чудачествам и несуразностям, потому ничего не ответила, поглаживая котенка. Тем более, что никакой связи не могла усмотреть между таким трагическим происшествием, как покушение на самоубийство и его последней фразой.
– Он, наверное, влюбился, – поделилась она шепотом своим предположением с ним. – И был отвергнут. Конечно, мало кто согласится… Он такой урод…
– Потрясающий аналитический анализ, – прошептал он в ответ. –
