Я люблю её… – неуверенность и беспомощность слышались в его интонациях, в том, как он старается не смотреть ей в глаза.
– Любишь? Черную!? – она мелко затряслась в беззвучном истерическом смехе. – Ты шутишь.
– Она не совсем черная, – словно оправдываясь, произнес он, – И вообще, не будь такой… расисткой, – сказал он, и тут же самому фраза показалась напыщенной, искусственной. – Людей надо делить не по цвету кожи, а… Кстати, у неё такая потрясающая кожа! Ну, просто шелк, шелк… и она не совсем черная, правда…
– Светло-черная, – пошутила она, и вдруг сердито, со злобой в голосе спросила, – Уже было, было?!
– Как ты догадалась: светло-черная? Я о ней так и думал: светло-черная… – ответил он, проигнорировав её вопрос, – А по душевным качествам… – хотел продолжить он, но она тут же перебила.
– Что по душевным качествам? – спросила она.
– Делить. Людей делить по душевным… – он не успел договорить.
– Не могу поверить! – сердито перебила она, – И все? Не верю, не верю, как говорил Станиславский. Уж тебе бы он точно не поверил. Не верю, что ты влюбился в негритянку. И где вы занимаетесь совокуплением?
– Не будь такой вульгарной.
– О, Господи, кто бы говорил о вульгарности!..
– На меня подействовало её воспитание, её аристократичность, она не позволяет мне быть грубым и вульгарным, – сказал он, рисуясь, и ясно было, что он шутит и хочет подразнить ее.
В самом начале их знакомства, когда они остались наедине в квартире на «Большой полянке», которую она снимала, она вдруг – видно, не понравилось его неуверенное поведение – спросила:
– Ты меня стесняешься?
– Нет, что ты, – ответил он, подтвердив свои слова делом: подошел к ней вплотную, поцеловал в губы долгим страстным поцелуем, потом, чтобы уверить её, что не стесняется, расстегнул ширинку, вытащил и показал, доказывая, что и тут наглости и нахальства не меньше, чем в Найроби.
– О-о! – произнесла она.
И все получилось, как она хотела, но к чему он не совсем был готов.
В дальнейшем, когда Азик узнал, что его голубоглазая подружка, несмотря на свою аристократичность и воспитание, переспала со многими студентами со своего курса и даже получила строгое предупреждение со стороны деканата, заботящегося о нравственном облике своих молодых граждан, для него эта информация была потрясением; хоть он и не был очень уж наивным в любовных делах, но стало крайне неприятно, потому что он уже привязывался к ней, и привязывался как закоренелый собственник, не желавший делить свое ни с кем другим.
– Что же мне делать? – оправдывалась Сэра, впрочем, довольно равнодушно, видимо, для неё пришла пора оставить и его тоже, – Это потребность моего организма…
– Менять мужчин – потребность твоего организма?! – возмущенно спросил он.
Она промолчала.
– Наверно, это не хорошо, – сказала она после паузы. – Ну, тогда мы расходим… расстаемся.
