мадам Иоланда прошла к дверям в покои дофина и только тут позволила себе обернуться.
Позади на почтительном расстоянии стоял, опираясь на палку, сильно постаревший мессир Ги де Руа – соратник дядюшки де Бара, давно отошедший от дел при дворе, но немало полезного сделавший когда-то в деле Луи Орлеанского, и рядом с ним – молодой рыцарь с мантией герцогини на руках. На надорванном меховом оплечье покачивалась отстёгнутая пряжка.
– Мой племянник почтительно просит вашу светлость его простить, – дребезжащим голосом проговорил де Руа. – Он совсем недавно при дворе и пока неловок.
– Для ловкости многого не требуется, сударь, достаточно хорошо видеть тех, кого следует замечать всегда и везде, – выговорил стоящий за ними Дю Шастель.
Де Руа вздохнул.
– Если мадам герцогиня позволит, я велю отдать эту мантию в починку и сейчас же закажу новую, такую же.
Глядя на его сконфуженное лицо, а более всего – на лицо молодого рыцаря, мадам Иоланда не смогла удержаться и засмеялась беззлобно, закрывая веером внезапно загоревшееся лицо.
– Зачем же мне две, сударь? Разве что носить их вместе, чтобы, когда упадёт одна, другая оставалась… – смех почему-то не проходил, и герцогиня с удивлением осознала, что ей от этого хорошо. – Передайте моим слугам эту и забудем… Пустое.
Но молодой человек неожиданно шагнул вперед. Заливаясь румянцем прямо на глазах, он пылко возвестил:
– Я осквернил вашу мантию, мадам! По моей вине она упала и более вас не достойна. Но позвольте мне хранить её, как святыню и подарите нам с дядей честь заказать для вас новую!
Мадам Иоланде показалось, что в зале раздался какой-то звон…
Или это у неё внутри?..
Незнакомый голос поёт, словно натянутая тонкая струна, волнуя непонятностью такой странной, непривычной, такой властной, что не отгонишь, не забудешь, не воспротивишься… Да и надо ли?
Какие красивые глаза у этого мальчика…
– Моя мантия не может быть святыней.
– Когда кому-то поклоняешься – всё, чего он касался, святыня!
Ах, какие глупые речи! Как хочется сказать: «Не сотвори кумира в сердце своём»… Кумира… В сердце, в сердце, в сердце…
Внезапно весна, так приятно напоминавшая о себе всё утро, ворвалась в зал весёлой беззаботной хозяйкой, и закружила вокруг себя весь мир! Танцуя и резвясь, размазала все лица, звуки, заботы. Осталось только мельтешение разноцветных пятен и среди этого фейерверка единственное видимое отчетливо: прекрасное лицо ангела, сошедшего на землю в обличье молодого рыцаря…
– Как вас зовут, сударь?
– Филипп де Руа, к услугам вашей светлости.
«Филипп», – мечтательно пропел незнакомый голос внутри. – «Фи-ли-п-п…»…
ТРУА
(май-июнь 1429 года)
Всякий интриган подобен акуле, гибнущей без активных действий.
