style="font-size:15px;"> – Погоди. Как только двор приедет, к герцогине соваться даже не вздумай! Сам доставлю тебя к одной знатной особе… Имя не спрашивай, потом узнаешь, если захотят принять. Но учти, как только ты переступишь порог его дома, у тебя останется только один выбор: или делать то, что прикажут, или… сама понимаешь.
Мужчина сделал выразительный жест, который женщину, впрочем, мало напугал. Запрокинув голову, она долго пила из бутылки, потом вытерла рот тыльной стороной ладони.
– Я всё сделаю, господин мой, можешь не сомневаться. Катрин Ля-Рошель своё слово держать умеет.
– Значит, так тому и быть.
Мужчина отобрал почти пустую бутылку и бросил в сторону.
– Эта была последняя, поняла? Теперь от тебя должно пахнуть только ладаном, потому что, кажется, видение мне только что было: делаться тебе опять ясновидящей, мадам Катрин.
ОРЛЕАН
(июнь 1429 года)
Ла Ир оказался прав. Победа при Патэ встряхнула французское общество так же сильно, как и поражение при Азенкуре. Только тогда страну словно затянуло осенним непроглядным сумраком, а теперь всё сияло солнечным ликованием начала лета.
Армия, и без того уже напоминавшая Жанне реку в момент разлива, всё полнилась и полнилась. По всем дорогам в долине Луары тянулись к ней ручейки пеших и конных отрядов: шли ополченцы от больших городов и мелких селений, ехали отдельные воины, которые недолго оставались одинокими на этих дорогах. Со всех областей страны прибывали добровольцы, ведомые надеждой и верой. Несли в заклад всё своё имущество, чтобы иметь возможность стать под славное знамя Девы-Спасительницы и воевать, воевать, воевать, не испытывая больше горечи поражений!
Многие считали, что Дева поведёт войско в Реймс через Париж и Нормандию. Раньше такой поход показался бы безумием, но только не теперь, не после Патэ, где на одного убитого француза пришлось почти пять сотен убитых англичан! Это была победа во всём! В стремительности, в слаженности действий, в тактике и вере в свою правоту перед Богом! Войско, способное так побеждать, движется к цели, не деля пути на возможные и невозможные, а идёт, как считает нужным. И, если что-то было сейчас французам нужнее коронации, или, по крайней мере, так же важно – так это Париж без англичан. Как столица, как город, изгнавший когда-то законного дофина и теперь принимающий его обратно. Как символ государства, едва не переставшего быть Францией!
Но выбор окончательного пути всё равно предоставили Деве, как исполнительнице воли Божьей, поскольку хватало и таких – в основном среди знати от духовенства – кто был уверен: в Париж должен войти законным образом коронованный король. Только тогда во всей Европе не найдётся никого, кто мог бы в поддержку англичан заявить об узурпации трона бастардом.
– Слушайте своё сердце, дитя, – очень проникновенно посоветовала Жанне мадам Иоланда, когда, разрываясь между двумя мнениями, девушка рискнула поведать герцогине о том, что не знает как лучше поступить. –
