же снова осмотрелась. На полу лежали корсет и кринолин, а под ними виднелась какая-то ткань. Ее платье…
Воспоминания постепенно возвращали ее к действительности. Да, она едва не погибла. И осознание этого было еще хуже, чем унижение, которое она чувствовала. Мэри могла погибнуть, но не от рук слуг из приюта для умалишенных и не от холода темных йоркских ночей. Она чуть сама себя не убила, находясь в безопасности и тепле герцогского особняка.
Мэри с трудом подняла на него глаза.
– Вы спасли меня, – прошептала она.
Зрачки Эдварда расширились.
– Я..? – Казалось, он был искренне удивлен. И во взгляде его вдруг появилась какая-то странная уязвимость – как будто он превратился в маленького беззащитного мальчика.
И тут Мэри решилась на то, чего давно уже не совершала, – собрав волю в кулак, взяла Эдварда за руку.
– Благодарю вас, – сказала она.
Герцог посмотрел на бледные тонкие пальцы, легонько сжимавшие его кисти.
– Будет достаточно, если вы поправитесь. Мне не нужна другая благодарность.
«Неужели я встретила идеалиста, романтика?» – думала Мэри не в силах поверить, что такие люди существовали.
– Эдвард, как бы печально это ни было, но я не думаю, что когда-нибудь приду в себя и полностью оправлюсь. После всего того…
– Вы оправитесь. Должны оправиться. Я заставлю вас… – В его темных глазах сверкнул гнев, и это немного обескуражило Мэри.
– Но почему? Зачем вам это?..
– Я так хочу.
– Ваши желания всегда исполняются?
– Всегда, – ответил герцог без промедления. Но в темных глазах таилась печаль, словно все его желания уже давно были забыты.
Мэри разжала пальцы и выпустила его руку.
– Я знаю человека, похожего на вас, – прошептала она.
– Похожего на меня?..
– Вы очень добры, Эдвард, пока все ваши желания неукоснительно исполняются. – В ее памяти всплыли глаза отца, полные ярости. Он был таким добрым и щедрым… пока все ему подчинялись. Но при малейшем неповиновении благодушие превращалось в холодную злобу, и он не ограничивался словами. Пока Мэри была его бриллиантом и жемчужиной, она этого не понимала. Бриллиант и жемчужина – так герцог называл жену и дочь. То были две его драгоценности, которые надлежало бережно хранить, а при малейшем недовольстве ими – сопротивлении – безжалостно ломать.
– Я тоже знавал таких людей, Калипсо. Но я не такой.
– Не жестокий?
– Могу быть, – без колебаний ответил Эдвард. – Человек в моем положении временами должен быть жесток.
Мэри вздохнула.
– Значит, вы не можете сделать меня лучше, Эдвард.
Он смерил ее пронзительным взглядом и проговорил:
– Я не стану принуждать вас к чему-либо. Наоборот, буду обращаться с вами вежливо, с добротой, и вы поймете, что заслуживаете гораздо большего, чем думаете.
Мэри
